Шрифт:
Закладка:
Сидели вдвоём посреди светлой горницы, Альдона грела у печи замёрзшие ноги, Варлаам неотрывно смотрел на неё, во взгляде его сквозили обожание и нежность.
Гостью накормили кашей сорочинского пшена, дали испить тёплого мёду. Боярин долго молчал, смущаясь, не зная, о чём говорить. Альдона начала первой:
— Сказывали люди, в поход ты с князьями ходил, под Гродно ратоборствовал. Верно ли?
— Верно, княгиня.
— По имени величай.
— Хорошо... Альдона.
— Вот тако. А правда, что Бенедикта, угрина, убил ты?
— То враки. Бенедикт во рву крепостном утонул.
— Что, упал и утонул? — Альдона с сомнением усмехнулась.
— Вот и ты не веришь. Никто мне не верит. Да, я мог его вытащить, но не стал... этого делать.
Варлаам подробно поведал о своём пленении, бегстве и гибели угра. Альдона, нахмурив чело и подперев кулачком щёку, со вниманием слушала.
— И Мориц, стало быть, с вами там был? — спросила она вдруг. — Всё такой же трусливый, противный?
— Был. Что тебе до него?
— Да так, ничего. — Альдона отмахнулась. — Просто вспомнила.
...Разговор быстро закончился. Нежданная гостья устала и ушла спать. Варлаам тоже покинул горницу и направился к себе в покой. Спать он не мог, воспоминания о прошлом нахлынули на него с новой силой и бередили душу. Он стоял у окна и слушал гул разыгравшейся стихии, когда вдруг обхватили сзади его стан ласковые женские руки. Он узнал эти руки, увидел в неясном свете лампады серебряный перстенёк на безымянном пальце.
— Я хочу повторить ту ночь... Помнишь, на озере Гальве, — прошептал в ухо Варлааму тонкий голосок.
Альдона тихо засмеялась, затем решительно повалила сто на постель, притиснула, села сверху, расставив ноги. Каскад белокурых волос упал Варлааму на грудь, щекотал его, он притянул её к себе, стал целовать, княгиня отвечала ему со страстью. Затем меж ними случилось то же, что и на озере, и снова Альдона была в этом действе первой, главной, а Варлаам как будто слепо подчинялся ей, её воле, её горячему желанию, испытывая при этом давно, казалось, забытое, навсегда похороненное блаженство.
— Как хорошо мне. Сладко, — призналась после Альдона.
Истомлённые ласками, они лежали, обнявшись, па ложе, ближе к рассвету Альдона уснула у него на груди и тихо посапывала, умильно приоткрыв алый рот. Варлаам, боясь потревожить любимую, старался не шелохнуться и с мягкой улыбкой смотрел на неё. По телу его растекалась волна нежности.
«Не отпущу её, никуда и никогда! Хватит нам таиться. Я — посадник, у меня много сёл, я достоин её руки», — думал Низинич.
После, когда Альдона проснулась и собиралась покинуть его покой, он сказал:
— Помнишь, как я говорил тебе тогда? Не дело это — хорониться от чужих глаз. Любовь в подворотне — не для меня... Не для нас с тобой, Альдонушка. Выходи за меня. Хватит тебе вдовой жить. Я — человек на Червонной Руси не последний. Потом — дочь у нас.
— Про дочь толковня у нас с тобой была, — сурово сдвинула брови княгиня. — Не должна ни она, ни кто иной правду ведать. То наша с тобою тайна. А о предложеньи твоём, — она вздохнула. — Не сейчас, нет. Позже. Покуда не могу я.
— Что же, так и будем, урывками видеться, прятаться по углам от всех, по сторонам озираться — не заметил ли кто?! — в отчаянии воскликнул Низинич.
— Сказала же: позже. Лето, второе минует, тогда. Не отошла я ещё.
— Ну хоть надежду могу я питать?
Альдона внезапно рассмеялась.
— А нешто нет?
Серые глаза её зажглись лукавыми огоньками, она ладонью тихонько провела по его бородатой щеке.
— Сама не ведаю, что со мною творится, да токмо... И мне без тебя тяжко. Но... Потом, после. Дай срок.
Она быстрым движением подскочила к нему, ожгла уста коротким поцелуем и тотчас же со смешком вылетела из покоя.
«Стало быть, могу я надеяться!» — Эта мысль была для Варлаама радостной, светлой.
«Ведь мы оба ещё молоды, мы ещё сможем быть вместе! О том буду молить Бога!»
Он не мог ведать, о чём в эти мгновения думает его возлюбленная. А Альдона меж тем. сидя перед бронзовым зеркальцем, приводила в порядок волосы, красила уста и размышляла... о мести. Зря она отдалась в эту ночь чарам любви. Надо было удержаться. Да, она любит Варлаама, но... Пусть бы это произошло потом. А пока... Мориц и Маркольт, гнусные злодеи-отравители, должны получить по заслугам. Она, как Артемида-охотница, будет выслеживать их, словно диких зверей, и она сумеет... Должна суметь...
Днём распогодилось, вьюга утихла, брызнули на землю яркие солнечные лучи, вышибая из глаза непрошеную слезу. Для Альдоны приготовили большой крытый возок с дымящейся печью. Забравшись в него, княгиня велела трогаться.
Она долго смотрела в окно на освещённый солнцем Бужск. Сюда она хотела бы вернуться. Когда-нибудь, может, совсем скоро. Здесь, она знала, её ждут.
59.
Галопом нёсся по укутанным снегом холмам Подолии одинокий вершник в чёрном, подбитом изнутри мехом кожухе. Резко вскидывал голову, всматривался вдаль, нетерпеливо стегал нагайкой скакуна. Лицо всадника покрывала булатная личина с прорезями для глаз. Из-под неё спускалась вниз узкая чёрная борода.
Вот впереди показался крутой берег извилистого Буга, за ним открылись стены Бужска, сложенные из крепкого красного дерева. Из-за стен выглядывала крытая свинцом маковка церкви.
При виде крепости вершник облегчённо вздохнул, придержал коня, суетливо, слева направо, положил латинский крест, зашептал на латыни молитву.
— Посланник к тебе, боярин. Сказывает, от ляхов, — сообщил Варлааму дворский. — В горнице дожидается.
— Посланник? Ко мне? — Низинич встревожился и удивился.
При виде Варлаама неизвестный развязал на затылке кожаные ремешки и снял личину.
Овальное, немного скуластое лицо, окаймлённое узкой чёрной бородой, показалось Низиничу знакомым.
«Краковский палатин!» — Крепкая память сослужила ему добрую службу.
— Вижу, ты узнал меня, боярин Варлаам, — палатин неприятно усмехнулся.
— Да, достопочтимый. Я помню нашу встречу в Вавельском замке. Но мне удивительно, что и ты не забыл меня. Жажду с нетерпением услышать, что привело в мой скромный дом столь высокую особу.
Не прибедняйся, боярин. Мне ведомо о твоих успехах и твоей близости к князю Льву.
Варлаам распорядился накрыть стол в горнице и накормить гостя.
— О деле поговорим чуть позже,