была очень счастлива от того, что мне удалось получить работу в Бреретоне и покинуть после такого унижения Мейдстоун. Я отчаянно старалась всем угодить, и мне казалось, что в первую неделю пребывания там это удалось сделать. Я часто вспоминаю эту неделю как относительно счастливый период в моей новой жизни, первый за последний год, и вот затем…

Однажды я столкнулась с пожилой миссис Челлис наверху, в холле, и она мне сказала: «Мисс Крайль, миссис Лайтфут против того, чтобы преподаватели пользовались черной лестницей». На что я возразила: «Прошу прощения, миссис Челлис, но я не пользовалась черной лестницей». Она сильно удивилась: «Как же так?

Минуту назад я видела вас в саду. Теперь вот, поднявшись по передней лестнице в холл второго этажа, я вижу вас здесь. Но ведь вы не проходили передо мной по этой лестнице, значит…»

Тогда я поняла, что все начинается сначала, и испугалась. Как мог мой «двойник» добраться из Мейдстоуна в Бреретон через столько времени, если он не существовал на самом деле? Я была единственным связующим звеном между двумя школами, следовательно, всему причиной была только я. Если это был чей-то нечистоплотный трюк, то мне нужно было попытаться изловить злоумышленника. Каким это было бы облегчением для меня…

— Но существует по крайней мере еще одно связующее звено между Мейдстоуном и Бреретоном, — возразил Базиль. — Это — Алиса Айтчисон. Можете ли вы объяснить, почему Гизела «пожалеет», если обратится ко мне с просьбой расследовать эти нелепые слухи?

— Мне кажется, Алиса боялась, как бы миссис Лайтфут не рассердилась на Гизелу, если та сообщит на сторону о том, что происходит в школе…

— Были ли мисс Айтчисон в числе тех лиц, которые видели «двойника» в Мейдстоуне?

— Нет, нет, но она слышала все истории обо мне, которые там распространялись. Когда я встретила Алису в Бреретоне, то ужасно боялась, как бы она не начала распространять здесь мейдстоунские россказни.

При первой же нашей встрече наедине я умоляла ее дать мне твердое обещание, что она не станет об этом рассказывать никому в Бреретоне. Она обещала, и я уверена, что она сдержала слово. Но Алиса имела обыкновение упоминать об этом в разговорах со мной в присутствии других, — все эти намеки на загадочные явления были мне понятны, но недоступны для понимания окружающих. Она прекрасно понимала, что тем самым заставляет сидеть меня как на иголках, но ей, видимо, мои страдания доставляли удовольствие. В день моего отъезда она даже сообщила мне, что видела мое лицо в окне верхнего этажа, хотя в это время я была в саду.

Но я была уверена, что это притворство, что ничего она не видела и говорила так, чтобы лишний раз мне досадить.

— Как вы это поняли?

— На ее лице не было никаких признаков испуга. Она явно издевалась надо мной, ее выдавали глаза. Видите ли, Алиса была уверена, что во всем повинна я. В тот день, когда она дала мне обещание не разглашать моей тайны в Бреретоне, у меня на глазах выступили слезы, а она, не обращая на это никакого внимания, продолжала выговаривать мне в своей обычной язвительной манере: «Такие вот робкие, заторможенные девицы, как ты, всегда кончают истерикой. Если ты хочешь сохранить свое место здесь, в Бреретоне, тебе следует научиться держать под контролем свои подсознательные импульсы». Я была совершенно шокирована. Попыталась выяснить, что она имеет в виду, и она ответила, что существует только одно разумное объяснение моему поведению — я сама инсценирую все эти невероятные трюки. Она сказала, что я все вытворяю в сомнамбулическом состоянии, а потом ничего не помню. Вероятно, поэтому Алиса всегда с презрением относилась ко мне и никогда не обнаруживала страха передо мной. И, вероятно… — Фостина помедлила, словно была в чем- то неуверена, и медленно произнесла: — это и стало причиной ее гибели.

Базиль вздрогнул.

— Что вы имеете в виду?

— Вспомните, доктор, как была убита Алиса. Никакого осязаемого орудия убийства — ни веревки, ни ножа, ни пули. Она поскользнулась, упала с каменной лестницы и сломала себе шею. Несчастный случай. Но разве так называемые «несчастные случаи» не происходят так же часто под воздействием как изнутри, так и извне? Разве страховые компании не располагают статистикой, утверждающей, что некоторые люди имеют «склонность к несчастным случаям»?

— Верно, — согласился Базиль. — Большой бизнес пришел на выручку Фрейду. У него есть одна теория, в соответствии с которой несчастным случаям подвержены такие люди, которые обладают импульсами вины и самонаказания. Высокий каблук и отпоровшийся подол юбки могут стать попутным обстоятельством при несчастном случае, но не его причиной. Она глубоко запрятана в склонном к предательству сознании жертвы. Это что-то вроде бессознательного самоубийства. — Но, предположим, что подсознание одного человека получает доступ к подсознанию другого и имплантирует в него импульс самоубийства, причем ни первый, ни второй даже не подозревают об этом процессе. Что это будет — убийство? Как по-вашему? Новый способ убийства, который не поддается раскрытию? Он неизвестен ни самому убийце, ни его жертве. Поэты на протяжении столетий утверждали, что любое проявление ненависти — это уже убийство.

— Убийство с применением телепатии? — усмехнулся Базиль. — Тогда никто из нас не может считать себя в полной безопасности. К счастью, пока не существует прямых доказательств, свидетельствующих о влиянии психики одного человека на психику другого на расстоянии и без гипноза.

— Я не говорю ни о телепатии, ни о гипнозе, — сказала Фостина. — Я просто думала…

— О чем же? — наводил ее на мысль Базиль.

— Я думала о том, что свидетельство маленькой Бет Чейз может оказаться достоверным. Люди обычно оступаются и падают при испуге. Отлетевшая в сторону туфля, разорванная подкладка юбки часто могут быть следствием падения, а не его причиной. Что могло испугать Алису Айтчисон? Мое видение, моя фигура, стоявшая на верхней ступеньке лестницы, а она знала, что Гизела только что разговаривала со мной по междугородному телефону.

Видите ли, Алисе были известны все версии рассказов обо мне, и она никогда не верила ни одной из них. Именно по этой причине она могла испытать сильный шок, когда вдруг лицом к лицу столкнулась в Бре- ретоне со мной, причем днем, а она была уверена в том, что в данный момент я нахожусь в Нью-Йорке. Она вдруг обнаружила, что все, над чем она потешалась, оказалось реальностью. Такое открытие могло оказаться для нее чувствительным ударом. А если еще это изваяние протягивает руку и сильно ее толкает, то со страха она вполне могла оступиться и