когда запах тротила становится особенно острым и вредным, собаку лучше вообще не выводить на поиск. Но иногда заставляет необходимость. Миша Усманов строго соблюдал для Гезы особый режим. В обычное время — не более полутора часов поиска. В жару — полчаса. Мало? Зато точность гарантирована, а это главное. Был недавно разговор нового начальника штаба с Михаилом Усмановым, вызванный тем, что у того приближался конец службы.

— Собаку отпустить не можем, — сказал ему начальник. — Уникальная собака. Сколько жизней спасла и еще сколько спасет! Вы сознаете это?

— Вполне. Но оставить Гезу нельзя. Поймите, я очень прошу вас, нашу с ней взаимную привязанность. Если я даже пересилю себя, если уеду, Геза работать не будет. Это конец для нее. Геза очень уважает капитана Круторецкого, слушается его, даже ластится, но работать отказывается наотрез.

— Значит, оставайтесь вместе. У вас за спиной техникум, вы отлично служите, награждены боевой медалью. Звания прапорщика достойны.

Так говорил начальник штаба. И капитан Кругорецкий тоже несколько раз беседовал с младшим сержантом: «Хочу, Миша, чтобы ты возглавил оперативно-саперную группу. Есть у тебя знания, есть опыт. Вы с Гезой здесь очень нужны…»

И вот любимый командир, сдержанный в разговорах, никогда не дающий в обиду своих подчиненных, на самые рискованные дела ходивший первым — этот командир, к которому так привык Миша Усманов, завтра отправится в академию. И просит заменить его. Хотя бы на первое время.

Командира можно понять. Но Михаилу так хотелось домой, в семью, к старым друзьям! А с другой стороны, если узнает, что без него погиб здесь кто-то из саперов, не простит себе этого! Будет думать: окажись там мы о Гезой, товарищ остался бы жив…

Сейчас, шагнув сладом за собакой в зону минного заграждения, младший сержант Усманов неотрывно наблюдал за реакцией Гезы, следя боковым зрением за соседом с миноискателем. Уехать или остаться здесь — этот вопрос он обдумает после.

Как Геза беспредельно верила своему хозяину, чувствуя его настроение, его желания, так и Усманов полностью доверял собаке, ощущая ее состояние. Он видел: Геза довольна, что есть работа, что на нее смотрят, что ее обязательно похвалят и приласкают, если она определит, откуда источается неприятный, но привычный для нее запах.

В такие минуты Геза поглядывала на людей, даже на своего хозяина, словно бы с лукавой, снисходительной насмешкой: эх вы, сколько у вас всяких железок, всяких приборов, приспособлений, а не можете уловить то, что я улавливаю одним лишь своим кожано-бархатистым носом! Это же так просто.

21

Асфальта здесь, на горной дороге, поблизости от перевала, не было. Геза, чуть натянув поводок, шла зигзагами от скалы к обрыву и обратно, особенно тщательно обнюхивая углубления, кучки мелких камней. Позади — метров десять. Собака вдруг замерла, приподняв правую лапу. Опустила ее не вперед, а назад, немного попятившись. И сразу же села, навострив уши, чуть пошевеливая хвостом.

Как положено, как учили: перед миной — мордой к мине. И сидела так не двигаясь, пока вокруг шарили миноискателями, пока Усманов не воткнул рядом с ней красный флажок — сигнал опасности. Только после этого собака и проводник столь же осторожно двинулись дальше.

Первые мины, как и предполагал капитан Кругорецкий, оказались обычными, если вообще можно говорить про обычность при поиске и обезвреживании взрывоопасных предметов. Итальянские мины механического действия. При массовой постановке они, конечно, очень опасны. Но для квалифицированного специалиста это в общем-то простая арифметика. Важно обнаружить. Потом зацепи «кошкой», спрячься в укрытие, дерни шнур, вытащи мину из гнезда. Если в течение двух минут не грянет грохот, значит, мина без «сюрприза». Две минуты — это с перестраховкой. Затем иди, вывертывай взрыватель. У пластмассовой мины хозяйственный сапер снимет еще и верхнюю часть — крышку. Из крышек получаются хорошие абажуры: ребристые, прозрачные, желтые. Отверстие для взрывателя соответствует размеру электропатрона. Но это, разумеется, на любителя.

Может, итальянцы специально делают подобные корпуса мин с расчетом на разные нужды, чтобы убытка не потерпеть? Не будет спроса в одном качестве — реализуют в другом. Унификация! Только не очень-то гуманны эти их унифицированные поделки.

Владлен Кругорецкий называл обычные мины «заманихами». Они снижали психическое напряжение, настраивали на определенный лад, на конвейерную работу: успокаивали, вселяя уверенность. Молодой минер может расслабиться. А Кругорецкий приучал подчиненных всегда быть в форме, всегда начеку, подходить к каждой мине как к совершенно неизвестной, способной преподнести любую неожиданность. Поспешишь — на воздух взлетишь… Владлен Николаевич прежде всего старался уяснить: почему именно в этом месте противник поставил такие мины?

Главное — понять вражеский замысел.

Особое внимание Кругорецкого привлекла четвертая мина. Она была поставлена на значительном удалении от предыдущих. За ней ровной цепочкой вытянулись еще шесть красных флажков. И весь этот комплект — с четвертой по десятую — на самом опасном участке дороги. От нависшего над шоссе выступа до крутого поворота, вырубленного в скале. При взрыве одного заряда сдетонируют другие, и тогда…

Странно вела себя Геза. Обычно она не подходила больше к обнаруженной мине, над которой стоял флажок. А сейчас, возвращаясь от поворота, задержалась возле четвертой мины, опять села мордой к ней. Принюхивалась, недовольно фыркая.

— Что, волнуется? — спросил Усманова капитан. — Или устала, отдохнуть пора?

— Вероятно, очень сильный запах раздражает ее. Может масса больше обычной?

И миноискатель здесь, несмотря на помехи, давал особый, высокий звук. «Возьмусь сам», — решил Кругорецкий, твердо придерживающийся правила: наиболее трудное, наиболее опасное — командиру. У него самый большой опыт, самые глубокие знания, самое отточенное мастерство. Без этого командирами среди минеров не становятся. А если и становятся, то ненадолго…

Малой саперной лопаткой Кругорецкий осторожно снял верхний слой каменистой сухой почвы. Рыхлая была почва, копали, вероятно, минувшей ночью. Саперы издали наблюдали за действиями командира и Михаила Усманова. Поблизости находилась лишь Геза. Лежала метрах в пяти, вывалив красный, копьеобразный язык, не сводя внимательных карих глаз с Кругорецкого и Усманова. Это была всеми признанная привилегия Гезы: следить за тем, как откапывают обнаруженные ею мины. Может, интересно ей было знать, что это за штуки, которые источают такой неприятный запах. А может, не оставляла надежды на то, что из какой-нибудь ямки появится не бесполезный вонючий предмет, а нечто вкусное, вроде любимых Гезой куриных ножек, которых она совсем не получала здесь, на военной службе. Кормежка была хорошая, сытная, но очень уж однообразная.

Капитан и младший сержант между тем работали саперными лопатками. Вскоре Кругорецкий, отстранив Усманова, достал нож. Легкими движениями, миллиметр за миллиметром, соскабливал он