на новый виток петли? Он же упоминал раздельность своего сознания на фрагменты? Ему повезло меньше. Судя по моим наблюдениям, разделению во времени и пространстве подвергся его гипоталамус. Но знаете, что самое забавное? Его гипоталамус разделен не в пространстве, как у вас, а в временном спектре. И в конце этого спектра он сам и будет тем, кто разделит собственное сознание на несколько частей. Вы хоть представляете, куда отправили его? Уже не чувствуете себя героем? Не беспокойтесь, Василе, так всё и должно быть. Благодаря этому вы живы. Но стоило ли страдание другого человека вашего благополучия? Я перестал задавать этот вопрос себе очень давно, потому что отказался от самого концепции благополучия. Как вы могли заметить, спусковым крючком к возвращению вашей руки стал тот инцидент в разрыве. Вы осознали его? Я уже на момент получения вами инородной руки догадался о природе этого явления. Всё встало на свои места. В момент вашего взаимодействия с другим пластом реальности в тот дождливый день, а затем и той ночью, когда рука вернулась к вам я не мог наблюдать движения ваших атомов буквально считанные секунды, но такие считаные секунды довольно сильно отдаются эхом в моем «восприятии», если его можно назвать таковым. Я вспомнил, что в ту ночь, когда было принято решение и прошла точка невозврата мне также в течении нескольких минут не удавалось наблюдать даже вашего присутствия в этой реальности. Всё встало на свои места. Вам уже приходилось взаимодействовать с третьим? Вы даже почти запомнили пару встреч. Даже зафиксировали это в ваш дневник. Кстати, о нём. В вашем дневнике проявлялся текст, который писали не вы. Относительно этого ситуация тоже интересная. Половину текста появилась благодаря моим, если их так можно назвать, товарищам. Но иногда появлялся некий третий, который, если быть честным не представляет для меня сейчас особого интереса. Более того, из-за того, что я не вижу этого третьего в своей системе восприятия, мой дух относительно этого вопроса пребывает в невероятном состоянии спокойствия. Далее у нас идёт господин Джотто Иванович, которому суждено однажды остаться в так называемом «разрыве». Не сейчас и не завтра, но это произойдёт. И произойдет совершенно добровольно. В этом есть и ваша вина, но опять-таки, можете и не задумываться об этом. В этом есть великое счастье для всех. В том числе для Богдана Алексеевича с Марией Семёновной, которые встретят здесь свою старость в тишине и покое. Здесь вы должны были спросить меня, увидит ли та пожилая барышня, живущая на берегу, тигра. Нет, не увидит. Простите. Есть ещё один маловажный для меня момент, который так важен для вас. Есть ещё одно пятно, одна барышня, живущая иногда в нашей станице. Вы, кажется, поняли о ком я. Приходилось видеть её картины. Очень миленько, но малозначительно. За годы, моё восприятие уже научилось отсекать подобные вещи от моего сознание. Всё это неважно для меня настолько же, насколько присутствие некоей писательской гильдии на территории Старороговской. Теперь у вас осталось два вопроса. Задайте их.

Тщеславный дурак. Я подыграл ему:

– И что будет со мной?

– Вы спокойно уедите домой, ни о чем не будете помнить и проживёте достойную жизнь. Проживёте вы в ровно том ключе, какой и выберете сами. Здесь моя слежка за вами прекращается. Что до другого вас и третьего вас. Со смертью другого связь с третьим полностью прекратилась.

Смертью? Именно в этот момент я всё окончательно понял. Другой я ведь не умер. Шла сложная шахматная партия, мой оппонент думал, что я зевнул ферзя, но попал в капкан, пешка дошла до последнего поля.

– Ступив за пределы станицы ваши воспоминания о ней будут навсегда утрачены. Поэтому, лично я советую дождаться Алексея Дмитриевича, который отвезёт вас на станцию. Можете коротать вечера, как вам заблагорассудится. Это последний день, когда мы с вами видимся. Больше я вас не побеспокою. Мы, конечно, можем когда-нибудь встретиться, но оба об этом знать не будем. Относитесь к этому, как к внезапному граду или ещё какому небольшому удару судьбы. Касательно своих методов можете не ждать от меня каких- либо оправданий. Снег не оправдывается. Оставим эту прерогативу людям, к которым я себя уже очень давно не отношу. Здесь наши пути расходятся. Проживите счастливую жизнь с полным осознанием, что сделать абсолютно ничего нельзя. Мы всего лишь псы на цепях из злобного рока, кем бы мы ни были. Теперь второй ваш вопрос.

– Вы закончили? – сказал я и улыбнулся.

– Это ваш второй вопрос? – он почуял неладное.

– Да.

Я назвал его настоящее имя. Теперь всё было предельно понятно.

– Быть не может. Одна миллиардная процента. Слепые зоны сложились, – начал мямлить он.

Ий встал, медленным шагом подошёл к обрыву и бросился вниз. Естественно, я кинулся посмотреть, что произошло. Внизу никого не было. Теперь про мои ростки сомнения и мой гамбит. Ещё в момент приглашения меня на эту встречу я чувствовал что-то. Чувствовал другого меня. И ощущения эти были невероятно правдивы. Они иногда накатывали, а иногда отступали. Но в подлинности их мне не приходится сомневаться. Другой Я точно жив. Вероятность этого сто процентов из ста процентов. Похоже, что и вероятность того, что он выжил бы в той ситуации в ангаре была настолько мизерной, что разум Ийа попросту отмел её. Он совсем не учел того, что имеет дело с человеком, управляющим вероятностями? Ладно, это мне даже на руку, потому что моё первое впечатление меня совсем не обмануло. Ий – не хозяин, а лишь кусочек. Какие-то советы мне ещё давал. Назвал псом. Строил из себя такого всезнающего. Прямо вот Кассандра, видящая гибель Трои. Кусочек, которому не понять природу окружающей меня пустоты. Терять память и терять Джотто Ивановича я тоже решительно не готов. Теперь всё довольно просто. Нужно всего лишь сделать пару дел.

1.Помочь себе.

2.Помочь другому себе.

3.Помочь Джотто Ивановичу.

4.Помочь Лёнику.

5.Помочь всем.

Я пошёл домой, нужно было отдохнуть. Знать имена я мог, но это не придавало моему телу силы, ноги меня подводили, настолько сильно всё произошедшее повлияло на меня. Прямо у порога дома Богдана Алесеевича и Марии Семеновны меня ждал Джотто Иванович. Лицо его просто светилось от счастья. Неужели, его знание о собственной судьбе так радовала его? Он сидел на ступеньках и пригласил меня сесть рядом с собой.

– Василе, я так волновался. У тебя все хорошо? Ты как, друг? – начал он и похлопал меня по плечу.

– Все в порядке, спасибо! А вы знали, что всё так и произойдет? – спросил я.

– Нет, конечно. Здесь никто никого не ставит в известность о своих планах.