сцене были заняты две женщины и трое мужчин. Один из них, средних лет, в спортивном костюме — сидел в шезлонге. Другой — рыжеволосый, во всем белом, — походил на капитана.

Третий — яхтсмен-любитель в красивой фуражке, синем пиджаке с золотыми пуговицами, белых брюках, белых туфлях, самодовольно-обаятельный, и был Торренс. Женщина помоложе была смуглой красавицей Сьюзен Краули. Постарше — Мэвис Уэлд. На ней был мокрый купальник из плотной ткани, видимо, она только что поднялась на борт. Гример обрызгивал водой ее лицо, руки и копну белокурых волос.

Торренс не ответил. Внезапно он повернулся и уставился на оператора.

— Думаешь, я не знаю реплик?

Из темноты вышел седой человек в сером костюме. Черные глаза его злобно горели, но в голосе злобности не было.

— Или же путаешь их нарочно, — сказал он, упорно глядя на Торренса.

— Возможно, дело в том, что я не привык играть перед камерой, в которой всякий раз посреди сцены кончается пленка.

— Справедливое замечание, — сказал Нэд Гэммон. — Но пленки у него всего двести двенадцать футов. Это моя вина. Если б ты мог играть чуть поживее…

— Ха, — возмутился Торренс. — Если б я мог. Мисс Уэлд надо бы взбираться на борт не за то время, что требуется на постройку яхты.

Мэвис Уэлд резко бросила на него презрительный взгляд.

— Хронометр у Мэвис в самый раз, — возразил Гэммон. — Исполнение — тоже.

Сьюзен Краули грациозно пожала плечами.

— Мне кажется, ей не мешало бы двигаться чуть побыстрее, Нэд. У нее выходит неплохо, но могло бы и получше.

— Выходи у меня хоть немного получше, милочка, — спокойно ответила ей Мэвис Уэлд, — кое-кто мог бы назвать это игрой. Тебе ведь не хочется, чтобы нечто подобное имело место в твоей картине, так ведь?

Торренс засмеялся. Сьюзен Краули повернулась и сверкнула на него глазами.

— Что смешного, мистер Тринадцать?

Лицо Торренса превратилось в ледяную маску.

— Как ты назвала меня? — чуть ли не прошипел он.

— О господи, неужели ты не знал? — удивленно спросила Краули. — Тебя называют мистер Тринадцать, потому что всякий раз, когда тебе достается роль, это значит, что двенадцать человек от нее отказались.

— Ясно, — недовольно сказал Торренс, потом вновь расхохотался и повернулся к Нэду Гэммону.

— Ладно, Нэд. Теперь, когда все отвели душу, мы, наверное, сможем сделать все, как ты хочешь.

Нэд кивнул.

— Чтобы разрядить атмосферу, лучше всего слегка поцапаться. Ну ладно, начали.

Он вернулся назад и встал возле камеры. Помощник крикнул: «Крути», и вся сцена прошла как по маслу.

— Все, — сказал Гэммон. — Отпечатай этот дубль. Всем перерыв на обед.

Актеры, спускаясь по грубым деревянным ступеням, кивали Уилсону. Мэвис Уэлд шла последней, ей пришлось задержаться, чтобы надеть махровый халат и пляжные сандалии. Увидев меня, она замерла. Уилсон шагнул вперед.

— Привет, Джордж, — сказала Мэвис Уэлд, глядя на меня. — Я тебе зачем-то понадобилась?

— Мистер Марлоу хочет немного поговорить с вами. Согласны?

— Мистер Марлоу?

Уилсон бросил на меня быстрый, резкий взгляд.

— Из конторы Бэллоу. Я думал, вы его знаете.

— Возможно, как-то и видела. — Она продолжала глядеть на меня. — В чем дело?

Я промолчал. После небольшой паузы она сказала:

— Спасибо, Джордж. Пойдемте ко мне в гардеробную, мистер Марлоу.

Она повернулась и пошла вдоль дальней стороны декорации. Бело-зеленая гардеробная стояла возле стены. На двери была надпись «Мисс Уэлд». Подойдя к ней, актриса повернулась и осторожно огляделась. Потом уставилась на меня своими прекрасными синими глазами.

— Ну так что, мистер Марлоу?

— Значит, все же помните меня?

— Кажется, да.

— Начнем с того, на чем остановились, — или возьмем новый курс с чистой палубой?

— Вас кто-то впустил сюда. Кто? Зачем? Это требует объяснения.

— Я работаю на вас. Получил задаток и дал Бэллоу расписку.

— До чего же предусмотрительно. А если я не желаю, чтобы вы работали на меня?

— Ну-ну, покапризничайте, — сказал я, достал из кармана фотографию и протянул ей. Она пристально посмотрела на меня и опустила глаза. Потом взглянула на снимок, где была запечатлена в кабинете ресторана со Стилгрейвом. Смотрела пристально, не шевелясь. Потом очень медленно подняла руку и коснулась мокрых завитков волос у щеки. Еле заметно вздрогнула. Протянула руку и взяла фотографию. Уставилась на нее. Потом очень медленно подняла взгляд.

— Ну и что?

— В моем распоряжении негатив и несколько отпечатков. Они достались бы вам, будь у вас побольше времени и знай вы, где искать их. Или если б застали того человека живым и купили их.

— Меня слегка знобит, — сказала она. — И мне нужно поесть.

Сказав это, она протянула мне фотографию.

— Вас слегка знобит, и вам нужно поесть, — повторил я.

Мне показалось, что у нее на шее бьется жилка. Но свет был довольно тусклым. Она очень слабо улыбнулась. Словно скучающая аристократка.

— Смысл всего этого от меня ускользает.

— Поменьше времени проводите на яхтах. Так что же в этом снимке такого, что ради него кому-то вдруг придется расстаться с бриллиантовым ожерельем?

— Вы правы, — сказала она. — Что?

— Не знаю, — ответил я. — Но выясню, если вы перестанете корчить из себя герцогиню. А между тем вас еще знобит, и вам нужно поесть.

— А вы ждали слишком долго, — спокойно сказала она. — Вам нечего продавать. Разве что свою жизнь.

— Ее я продам недорого. За любовь женщины в темных очках и в синей шляпе, ударившей меня каблучком туфли.

Губы ее дрогнули, словно она собиралась засмеяться. Но глаза ее не смеялись.

— Не говоря о трех пощечинах, — сказала она. — До свиданья, мистер Марлоу. Вы явились поздно. Слишком, слишком поздно.

— Для меня — или для вас?

Она протянула руку назад и открыла дверь гардеробной.

— Думаю, для обоих. И быстро вошла, оставив дверь открытой.

— Входите и закройте дверь, — донесся изнутри ее голос.

Я вошел и закрыл дверь. Это была не роскошная, сделанная на заказ гардеробная кинозвезды. Там было только самое необходимое. Старая кушетка, шезлонг, маленький туалетный столик с зеркалом и двумя светильниками, перед столиком прямой стул, а на столике поднос с чашкой кофе.

Мэвис Уэлд опустила руку и включила круглый рефлектор. Потом взяла полотенце и стала вытирать мокрые волосы. Я сел на кушетку и стал ждать.

— Дайте мне сигарету. — Актриса отбросила полотенце. Когда я поднес ей огонь, она в упор посмотрела мне в лицо. — Что скажете про сценку, которую мы сымпровизировали на яхте?

— Стервозная.

— Мы все стервозные. Одни улыбаются больше, другие — меньше, вот и вся разница. Зрелищный бизнес. В нем есть что-то дешевое. Изначально. Когда-то актеров не пускали в парадную дверь. Большую часть не следует пускать и сейчас. Громадное напряжение, громадное упорство, громадная ненависть, и все