Шрифт:
Закладка:
В свое время И.С. Конев, Р.Я. Малиновский и некоторые другие военачальники утверждали, что в операциях, которыми непосредственно руководил Георгий Константинович, потери были значительно большими, чем у других командующих. Факты, однако, это утверждение опровергают.
Взять Берлинскую операцию. В абсолютных цифрах потерь у Жукова (37,6 тыс. человек) было действительно больше, чем у Конева (27,6 тыс.), но у него и войск было больше почти в два раза: 908,5 тыс. человек против 550,9 тыс. Поэтому в процентном отношении потерь на 1-м Белорусском меньше, чем на 1-м Украинском фронте: соответственно 4,1 и 5,0.
Такая же картина наблюдается и по другим операциям. Например, Московская битва: Западный фронт (Жуков)— 13,5 % от общей численности войск, Калининский фронт (Конев) — 14,2 %. Висло-Одерская операция: 1-й Белорусский (Жуков) — 1,7 %, 1-й Украинский (Конев) — 2,4 %. Будапештская операция: 2-й Украинский (Малиновский) и 3-й Украинский (Толбухин) — 7,7 %.
В чем прав писатель-фронтовик Астафьев, так это в том, что большие потери в нашей армии были, к глубокому сожалению, обычным делом. Народ платил тоталитарному режиму, и платил кроваво. Проводя масштабные социальные эксперименты (взять хотя бы т. н. «коллективизацию»), власть меньше всего думала об их людской цене. Аналогично поступали и в войну, то беря города к той или иной революционной дате, то нередко компенсируя недостаток техники и боеприпасов, огрехи в инженерном оборудовании позиций и т. п. сверхнапряжением матушки-пехоты, богов войны — артиллеристов, танкистов, авиаторов. И здесь один военачальник, независимо от его субъективных устремлений, не очень сильно отличался от другого. Как и Жуков, все они были детьми своего времени, иным в той обстановке было просто, к сожалению, не выжить, не выдвинуться.
Мы не будем рисовать с полководца икону, он в этом не нуждается. Но и делать вид, что в истории войны, как тридцать или двадцать лет назад, все должно быть окрашено в благостно-розовые тона — негоже.
В последние годы в адрес Г.К. Жукова все чаще раздаются критические замечания, переосмысливается стиль его деятельности в целом, линия действий в конкретных операциях и в конкретных исторических обстоятельствах. На наш взгляд, это вполне нормальное явление, главное — вести обсуждение спокойно, взвешенно, не передергивать исторические факты. Был долгий период замалчивания роли полководца в войне, затем в ходе «перестройки» увлеклись идеализацией его образа (примером чего может служить хотя бы инициатива ветеранской общественности, возбуждавшей к 45-летию Победы ходатайство о посмертном присвоении Жукову звания генералиссимуса). Рано или поздно должен был наступить период непредвзятого переосмысления с современных позиций как истории войны в целом, так и конкретной деятельности Жукова. Он наступил, и образ Жукова от этого, как представляется, только выиграл, стал объемнее, выразительнее, полнее и в своих достоинствах, и в своих недостатках.
Маршал Жуков заканчивал Великую Отечественную войну триумфатором. Сталин доверил ему подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии, прием парада Победы 24 июня 1945 г. Слава полководца была не только всенародной, но и международной. Своим другом его считал Д. Эйзенхауэр, командовавший союзными войсками в Европе. Да Жуков и сам за эти годы узнал себе цену. Вероятно, рассчитывал, что вернется в Москву в ранге не ниже заместителя Сталина по военным делам.
Но, как это обычно бывает после победоносной войны, вершину военного ведомства занимали не герои, не авторы победы, а близкие и лояльные вождю. Первым заместителем наркома обороны Сталина стал Н.А. Булганин.
Жуков знал, чего стоит этот типичный партийный функционер. Впервые они столкнулись еще осенью 1941 г. на Западном фронте, и Георгию Константиновичу не составило труда понять, насколько плохо член военного совета фронта знает военное дело. В оперативно-стратегических вопросах он вообще ничего не смыслил. Однако еще в годы войны ему удалось, по выражению Жукова, втесаться к Сталину в доверие. Готовность Булганина пойти на все, чтобы исполнить любое указание вождя, обеспечило ему высокий пост и по окончании войны. Жуков же занял пусть и важную, но явно не соответствовавшую его потенциалу должность главнокомандующего Сухопутными войсками.
Забегая вперед, скажем, что ненормальное положение сложилось и после смерти Сталина. Возвращенный в марте 1953 г. в Москву Жуков стал первым заместителем министра обороны у того же непотопляемого Булганина — вот что значил огромный опыт закулисной борьбы у последнего. Увы, это была нередкая картина, когда у руля пребывал невежда в погонах с маршальскими звездами, а подлинный профессионал вынужден был находиться на подхвате. Все по поговорке: рабочий конь соломку ест, а пустопляс — овес.
Но настоящая опасность подстерегала Жукова в ином обличье. На должности главкома Сухопутных войск ему дали поработать всего полтора месяца. 31 мая 1946 г. он был поставлен в известность, что назавтра состоится заседание Высшего военного совета. Что ж, заседание, так заседание, сколько их было на его памяти. Однако событие, происшедшее в конце того же дня, заставило думать по-иному. Маршал уже собирался лечь спать, когда на его дачу заявились трое «молодцов» для проведения обыска. Поскольку ордера у них не было, хозяин, пригрозив оружием, выставил непрошеных визитеров за порог. Хорошо представляя, от кого последовала команда на обыск, счел за благо готовиться к худшему.
И — недаром. Заседание началось с того, что мрачный, в старом довоенном кителе (что было верным признаком гнева) Сталин положил перед секретарем совета генералом С.М. Штеменко папку: «Прочитайте нам эти документы». В папке оказались протоколы (как выяснилось позднее, сфабрикованные следователями) допроса бывшего командующего ВВС Главного маршала авиации А.А. Новикова, арестованного менее чем за полтора месяца до этого. Крупного военачальника, дважды Героя Советского Союза довели, по его собственным словам, до самоуничтожения и таки добились показаний, порочащих Жукова.
Вот лишь отдельные фрагменты заявления Новикова на имя Сталина от 30 апреля 1946 г.: «Касаясь Жукова, я прежде всего хочу сказать, что он человек исключительно властолюбивый и самовлюбленный, очень любит славу, почет и угодничество перед ним и не может терпеть возражений…
Вместо того чтобы мы, как высшие командиры, сплачивали командный состав вокруг Верховного Главнокомандующего, Жуков ведет вредную, обособленную линию, т. е. сколачивает людей вокруг себя, приближает их к себе и делает вид, что для них он является «добрым дядей»…
Жуков очень хитро, тонко и в осторожной форме в беседе со мной, а также и среди других лиц пытается умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования, и в то же время Жуков не стесняясь выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им…
Ко всему этому надо еще сказать, что Жуков хитрит и лукавит душой. Внешне это, конечно, незаметно, но мне, находившемуся с ним в близкой связи, было хорошо видно. Говоря об этом, я должен привести Вам в качестве примера такой факт: Жуков на глазах всячески приближает Василия Сталина, якобы, по-отечески относится к нему и заботится. Но дело обстоит иначе. Когда недавно уже перед моим арестом я был у Жукова в кабинете на службе и в беседе он мне сказал, что, по-видимому, Василий Сталин будет инспектором ВВС, я выразил при этом свое неудовлетворение таким назначением и всячески оскорблял Василия. Тут же Жуков в беседе со мной один на один высказался по адресу Василия Сталина еще резче, чем я, и в похабной и омерзительной форме наносил ему оскорбления…
