своего распространения все живое, а потом стали пожирать друг друга. Возможно также, что их поразила какая-нибудь неизвестная болезнь или столь же жадные, хотя и меньшие по размеру хищники уничтожили их молодь. Наконец, усложненность развития могла затруднить их размножение. Нам ничего об этом не известно.

Возможно, одной из причин, почему акулий род в целом оказался таким жизнеспособным, является их примитивность. Наиболее безотказные машины те, что наименее сложно устроены. Каким-то невероятным образом акула ухитрилась сохранить свою примитивность, оставаясь удивительно жизнеспособной. Многие из животных, появившиеся одновременно с акулой, стали чрезвычайно усложненными, но и чрезвычайно неустойчивыми, склонными к вымиранию. Древняя акула, родоначальница различных рыб, успела развить все основные формы, на которых строятся типы сложения других рыб. Сами акулы тоже эволюционировали, но незначительно, проявив себя в этом отношении консерваторами. В этой связи на память невольно приходит архитектура Древней Греции. Она служила источником вдохновения для многих поколений зодчих, но среди современных зданий мы едва ли найдем хотя бы одно столь же изысканное, как Парфенон с его удивительной простотой. Акулы и поныне встречаются всюду, где для них есть достаточно морской воды. От пронизанной солнцем поверхности до иссиня-черных толщ воды на глубине в тысячу морских саженей, от покрытых льдами арктических морей до тропиков – всюду живут и благоденствуют акулы.

Людям, незнакомым с морем, акулы представляются чем-то нереальным, но на расстоянии суточного перехода от любой гавани Атлантического побережья, находящейся вблизи Нью-Йорка или Филадельфии, акул несметное множество. Однажды зимой мне довелось провести неделю на траулере, базировавшемся в Норфолке, в штате Виргиния. Траулер занимался ловом скапов[78] и тому подобной рыбы для Нью-Йорка. В течение недели мы прошли несколько сот миль, все время таща за собой сети. Каждые полчаса сеть поднималась и опорожнялась. Понадобилось семь дней, чтобы нагрузить наше маленькое суденышко съедобной рыбой, потому что сети всякий раз буквально кишели акулами, их были сотни. Мы ходили по колено в акульих трупах. Рыбаки пинали акул ногами, били дубинами и резали ножами, так что кровь заливала всю палубу, ругались и проклинали эту нечисть, ибо каждый подъем сети с бросовой рыбой означал убыток. Но все было напрасно: сеть снова, как и в прошлый, и позапрошлый, и позапозапрошлый раз, поднималась полная акул. Семь дней мы метались по океану, пытаясь ускользнуть от них, но их количество стало уменьшаться лишь после того, как мы отошли далеко на юг к мысу Гаттерас. Дно океана, должно быть, было буквально устлано их гибкими телами.

Большинство животных ест для того, чтобы жить, акулы живут для того, чтобы есть. Именно прожорливость снискала им всеобщую антипатию. Я часто наблюдал за песчаными акулами, пасшимися на склоне морского дна. С берега казалось, будто они просто играют и скользят в воде. Час за часом неустанно продолжалась эта гонка, и темные тени непрерывно мелькали в прозрачной воде на фоне желто-белого песка. В поисках ракообразных и падали акулы доходили до самого берега. Я нередко видел, как в нескольких ярдах от береговой полосы из воды высовываются их плавники и лопасти широких хвостов. Они никогда не торопились, но когда я кидал в них раковинами, пускались наутек и с быстротой молнии пересекали мелководье. Обычно же они двигались, медлительно колыхаясь из стороны в сторону, – акулам свойственно экономно расходовать силы.

Особенно они хороши, когда наблюдаешь их снизу, сквозь глазницы водолазного шлема. На фоне песка песчаных акул и не заметишь – окраска их подходит под цвет дна, около которого они держатся. Иногда даже легче разглядеть тень, чем саму акулу. Замечательно, что эти рыбы могут останавливаться на полном ходу. Мне так и не удалось проследить, как им это удается. Грудные плавники, выполняющие роль тормоза, при внезапной остановке широко расставлены, но этого явно недостаточно, чтобы разом остановить стофунтовое тело мчащейся рыбы. Они умеют также поворачивать кругом на месте. Правда, мне один только раз удалось видеть этот маневр, потому что обычно они поворачивают, слегка наклонившись набок и описывая длинную плавную дугу.

Однажды я собрал на подводных скалах недалеко от берега кучку колючих морских ежей, искрошил их своим копьем, разбросал по дну, а сам отступил на двадцать или тридцать шагов. Мне пришлось долго ждать, но ничего особенного не произошло – стайка мелкой рыбешки почуяла добычу и расклевала ежей по кусочкам. Тогда я снова набрал ежей и измельчил их камнем в сплошную липкую массу. Через несколько секунд густая стая мелкой рыбешки нависла над приманкой. Отогнать их было невозможно, и я отошел в сторону, вопреки всему надеясь, что акулы почуют добычу раньше, чем рыбки успеют ее растащить. Так и случилось: в голубой, пронизанной солнцем дали появились очертания двух песчаных акул. Их обычной медлительности как не бывало. Нельзя сказать, чтобы они мчались, но плыли они быстро и энергично. Одна из них явно шла на добычу, но не по прямой, а то и дело виляя из стороны в сторону. Мне это показалось интересным. Вероятно, в выборе направления она руководствовалась обонянием, пользуясь поочередно обеими ноздрями. Чуя запах с одной стороны, акула все более уклонялась в эту сторону, пока и другая ноздря не начинала улавливать запах. Как только акулы увидели приманку, всякое виляние прекратилось. Быстрым рывком они приблизились к цели и закружились над месивом из морских ежей, разгоняя стаю рыбок, которые отплыли на некоторое расстояние и выжидательно застыли на месте, очевидно надеясь еще поживиться крохами.

Обе акулы несли на себе прилипал[79], вопреки распространенному мнению, будто эти своеобразные паразиты селятся только на акулах-одиночках. Прилипалы немедленно оторвались от своих хозяев и, пока они разгоняли рыбешку, деловито уткнулись носами в ежей. Времени у них было немного – акулы вернулись буквально через секунду, схватили добычу и, несколько раз яростно встряхнув ее, проглотили. Колючки ежей их ничуть не смутили, они сожрали все целиком.

Прилипалы деловито шныряли перед самым рылом акул, перехватывая крохи, которые те роняли, но в то же время следя за тем, чтобы самим не попасть на закуску. Когда приманка была съедена, акулы в величайшем возбуждении принялись кружиться над местом недавнего пиршества. Убедившись, что там больше ничего нет, они расширили свои круги и начали приближаться ко мне, очевидно привлеченные запахом морских ежей, исходившим от моих рук. Мне стало немного не по себе, но, подбодрив себя сознанием, что песчаные акулы безвредны, я не двинулся с места. Акул явно беспокоила тень от моей лодки, и они тщательно ее сторонились. Дважды они обошли меня по кругу, двигаясь в противоположных направлениях