Позволим себе заметить, что доклад Кристеску помечен грифом «секретно» и предназначен не мировой общественности, а маршалу Антонеску.

И те, кто знает характер «Красной Собаки», понимает и то, что Кристеску никогда не стал бы лгать ему, да еще в таком интересном для него вопросе, как «людоедство»!

Такая ложь могла стоить Кристеску жизни, а он, высококвалифицированный шпион, умел уходить от опасности.

К лету 1942-го большая часть оставленных в Одессе партизан погибла, а те, которым удалось спастись, постарались накрепко забыть о том, что они были когда-то «партизанами».

Партизанское движение, фактически, прекратило свое существование – слишком шумным был «маскарад» в «Городе Антонеску», слишком весело жилось здесь, чтобы можно было думать о какой-либо «партизанской борьбе».

Да, действительно, может быть, стыдно об этом говорить, но многие, очень многие в те дни считали, что румынская власть «утвердилась в Одессе навечно», а всем нарушителям спокойствия и так называемым «партизанам» место на старом еврейском кладбище – там, где их обычно расстреливают. Это было весьма символично – расстрел на еврейском кладбище. Это как будто бы унижало партизан, низводило их до статуса «жидов».

Красное знамя

Прошел год…

И вдруг неожиданно, как гром с ясного неба, – «Сталинград»!

Как странно, оказывается, что исход войны все еще не решен?!

Оказывается, что весьма опрометчиво было так полагаться на непобедимость великой Германии и вечность румынской власти в Одессе.

Оказывается, что весьма опрометчиво было уходить с головой в эту новую такую притягательную жизнь, с ее бодегами и комиссионками, с ее борделями и наполненными добром жидовскими квартирами.

«Умные люди», а их, как известно, немало в Одессе, стали подумывать о том, что пришло время сбросить «маскарадный костюм» и стать снова «простым советским человеком».

Но не все, не все, конечно, могли так легко это выполнить.

Некоторые вынуждены будут бежать с оккупантами, другие же, вдобавок к «смене костюма», пойдут на то, чтобы… не удивляйтесь!.. создать свой «партизанский отряд».

Создать свой «партизанский отряд»?!

Разве это возможно?

Да не вопрос!

Нужно только уговорить двух-трех соседей, друзей или родственников провести организационное совещание, подписать «партизанскую клятву» и… в дамках!

А бороться-то как?? Как бороться с румынами??

Не боись! Бороться пока особенно не нужно. Нужно лишь нацарапать по-быстрому какую-нибудь листовку позабористей, обращенную, скажем, к… железнодорожникам, спрятать ее подальше и спокойно ждать, как развернутся события.

Ну вот, как-то так все это и началось.

К концу 1943-го в Одессе уже насчитывалось около 50 «партизанских отрядов». Часть из них была, конечно, виртуальной, и вся их «деятельность» закончилась на «партизанской клятве» и «листовке к железнодорожникам», а часть – вполне реальная, начавшая даже досаждать оккупантам.

По правде сказать, участие в таких «отрядах» теперь особой опасности не представляло – румынская власть уже не имела ни сил, ни желания бороться с этими новыми «партизанами». Так что «быть партизаном» стало «престижно», и некоторые, с прицелом на будущее, стали даже бравировать этим.

Между тем на общей волне возобновили свою деятельность и подпольные райкомы партии – Пригородный, Ленинский, Ильичевский. Разыскали оставшихся в живых партизан, приняли новых, наметили цели, пути…

И как по волшебству на Привозе возобновились слухи о партизанах.

Только на этот раз интонация была другая – не устрашающая – «вот вылезут из катакомбы и всех нас порубают», – а какая-то даже торжественная, предполагавшая, что «рубать» как раз будут «фрицев и мамалыжников».

И тут вдруг в ночь на 7 ноября на колокольне Успенской церкви – самом высоком здании Одессы – появилось Красное знамя.

Это был день 26-й годовщины Октябрьской революции.

И именно в этот день жители «Города Антонеску», проснувшись утром, увидели вдруг… Красное знамя.

Удивительно, но создается впечатление, что это развевающееся над городом знамя видели все, от мала до велика.

Его видел губернатор Транснистрии Алексяну и чуть не задохнулся от ярости.

Видел примарь, и начальник полиции, и глава сигуранцы, и каждый из них тотчас же стал высчитывать меру ущерба своей «карьере».

Видели бабушки Лидия и Александра Александровны, и видела Ролли.

В этот день, в честь великого праздника, бабушки Александровны задумали сварганить постный борщ, встали пораньше и отправились за овощами, как всегда, на Канатную в магазин Оржеховского.

И Ролли взяли с собой.

«Пусть ребенок подышит воздухом», – сказали Тасе.

Ролли любила ходить с бабушками в магазин Оржеховского – Тося, жена хозяина, скучавшая по своим внукам, всегда дарила ей шоколадку.

И теперь она гордо вышагивала по Канатной, держась правой рукой за большую пухлую руку бабушки Александры Александровны, а левой – за ручку бабушки Лидии, которая тоже почему-то Александровна.

Тройка гнедых – маленькая коренная и две престарелые пристяжные – двигалась медленно – знаете, годы все-таки!

И вдруг бабушка Лидия Александровна неожиданно остановилась и замяукала, запищала: «Шюра, Шюра! – так она называла сестру, – Шюра, глянь, посмотри, нет не туда, сюда, сюда, вверьх, и ты, Валичка, тоже, подними головку, там, там, флажок, нет, флаг, знамя, конечно, знамя, красное знамя! Красное зна…»

Она бы, наверное, еще долго пищала, если бы бабушка Александра Александровна не зашипела на нее: «Лида-а! Уймись! Тебе что, в сигуранцу захотелось? С ребенком? С этим ребенком?»

Бабушка Александра Александровна в своем шипении так подчеркнула слова: «С этим ребенком!», что каждый, слышавший ее человек, сразу бы понял…

Понял, что знала она, давно знала, может быть, даже с самого начала, кто на самом-то деле эта девочка, которая стала для них любимой внучкой.

«Разобравшись» с сестрой, бабушка Александра Александровна занялась ребенком: «Валечка! – нежно пропела она. – Не смотри туда, детка. Нет там ничего интересного. Ну знамя, флаг, в общем флажок какой-то, красненький. У нас, знаешь, сколько таких флажков есть? Целая коробка. Мы их на елку вешаем на Рождество. На веревочке. Вот вернемся домой, и я тебе покажу».

И снова грозно сестре: «Ли-да, шире шаг. Мы торопимся».

И они действительно заторопились.

Медленно, медленно, шаркая стоптанными туфельками и еле волоча ноги, поплыли по Канатной за овощами для постного борща.

И только в голубых, молодых не по возрасту глазах бабушки Лидии Александровны все еще прыгали веселые золотые искорки.

Красное знамя развевалось над нашим городом до 10 часов утра.

Румыны просто боялись снять его, боялись, что церковь заминирована.

Красное знамя над оккупированной Одессой!

Картина маслом!

И, можно сказать, что с этого дня в городе началась новая волна партизанского движения. Возникла она на самом деле спонтанно, и все же много для этого сделала Москва.

Посланцы Москвы

Это просто невероятно,