Вид у Березовского был серьёзный, невозмутимый; он долго работал бухгалтером – лобастый малоулыбчивый человек. Казаков опять же с детства не терпел. Его, наверное, можно понять.

Или нет?

* * *

«Чем же объясняется эта писательская травля молодого автора?» – задавалась Левицкая вопросом. И отвечала: «Когда я вспоминаю то громадное впечатление, которое производил “Тихий Дон” на широкие массы читателей, мне думается, что всех поразили мастерство, сила, необыкновенная способность показать душу самых различных людей – всё то, что зачастую отсутствовало у многих писателей. Здесь была общечеловеческая зависть, желание унизить, загрязнить чистую радость творчества».

О том, что «Тихий Дон» сворован, не стесняясь, говорили на заседаниях «Кузницы».

Шолохов едва ли предполагал масштабы происходившего, но в Миллерове неизвестный прохожий остановил его и поинтересовался:

– Шолохов? А чего говорят, что вы это… уворовали книгу свою? А?

Приехал в Москву. Пошёл к Васе Кудашёву. Потом к Левицкой. Следом к Авербаху. Ему пересказали новые слухи: о женщине, которая стремится попасть в газету «Правда», чтобы показать рукописи «Тихого Дона», оставленные её сыном – убитым белогвардейским офицером.

Дурной сон. Просто дурной сон какой-то.

Шолохов делает ровно то, что сделал бы в его положении человек, безоглядно уверенный в своей правоте. В «Правду» ходит эта женщина? И я туда пойду, может, мне её покажут.

Он пишет в газету «Правда». Ещё одно письмо направляет Горькому. Просит разобраться.

Что до женщины: её никогда не было, она никуда не приходила, никто её не видел, ни в одном источнике, документальном или мемуарном, не зафиксировано её существование.

Товарищи из РАППа дали Шолохову совет: привози рукописи.

* * *

Рукописи опубликованных глав он не слишком берёг – а зачем они? Огромные кипы бумаги, которые занимают место. Хранил только то, что ещё может пригодиться в работе. Остальное отдавал Марусёнку.

Вернулся домой: Маша, а ты не выбросила бумаги, что тебе передавал? Нашлось более чем достаточно: первый вариант «Донщины», черновики «Лазоревой степи», большие фрагменты первой и второй книг и, конечно же, три четверти третьего тома, ещё находившегося в работе. В сущности, было всё необходимое. Спасибо жене! Выяснилось, что, даже когда появлялись перепечатанные копии написанных глав, Мария Петровна на всякий случай сберегала рукописи.

В кои веки пришлось в Москву ехать не налегке, а с огромным багажом: фанерный чемодан – по объёму почти сундук, полный бумаг.

В десятых числах марта отправился в обратный путь. За всеми этими заботами и не успел толком порадоваться тому, что в начале февраля в «Московском рабочем» вышла отдельным изданием вторая книга «Тихого Дона». В «Октябре» тем временем уже публиковалась третья.

Просматривая очередной номер, увидел, что в журнальной публикации исчез фрагмент, где рассказывалось, как Пётр Краснов встречал делегацию союзников. Застолье было описано Шолоховым в сатирических тонах, тем не менее редакцию «Октября» явно смутили речи Краснова: «Лучшие представители русского народа гибнут в большевистских застенках. Взоры их обращены на вас: они ждут вашей помощи, и им, и только им вы должны помочь, не Дону. Мы можем с гордостью сказать: мы свободны! Но все наши помыслы, цель нашей борьбы – великая Россия…»

Серафимович покинул редакцию «Октября» – старик хотел ещё успеть поработать, дописать свой «Железный поток», и без него теперь в журнале дули на воду.

Шолохов не собирался сдавать из своего романа ни строчки, ни абзаца. Настроен был совершенно непримиримо. Явившись в Москву, первым делом отправился в «Октябрь»: верните, как было. Следом – в РАПП: собирайте немедленно комиссию, я привёз рукописи. РАПП, однако, не слишком торопился.

Шолохов пошёл к Серафимовичу: я привёз рукописи и требую их рассмотрения. Серафимович дал совет: вези в «Правду», это самое надёжное. Он повёз в редакцию «Правды» свой сундук: сотни рукописных страниц, выписки из архивных документов, списки мемуарной литературы, использовавшейся в работе над романом.

«Правда» отнеслась к проблеме более чем серьёзно. Создали комиссию во главе с младшей сестрой Ленина Марией Ильиничной Ульяновой. Член РСДРП с 1898 года, она окончила Московские высшие женские курсы, слушала лекции в Новом университете в Брюсселе на химико-физическом факультете, училась в Сорбонне. Неоднократно подвергалась арестам, заключению в тюрьму, высылкам. С 1917 года – член бюро ЦК РСДРП(б). С 1917-го входила в состав редколлегии «Правды». С 1929 года занимала должность секретаря газеты.

Рано постаревшая, строгая, принципиальная, очень похожая на Ленина женщина. Взгляд, как у вождя, – прямой и жёсткий.

Это была наивысшая инстанция из возможных.

Позже литературовед Прийма спросит Шолохова: волновался ли он в те дни. Тот ответит: «Нет, не волновался, а был дьявольски разгневан». И далее произнесёт фразу, которой должного внимания те времена не придали, да, пожалуй, и не могли придать: «Я-то знал, откуда ветер дует и кто более всего испугался третьей книги…»

Шолохов имел в виду инициаторов расказачивания. В третьей части они могли быть названы поимённо. Версия о том, что роман написан бывшим белогвардейцем, оказалась им безусловно на руку: «Вы что, контре поверили?» Роман бывшего белогвардейца немедленно бы сняли с печати. Они вывели бы себя из-под удара.

«Правду» возглавлял тогда Николай Иванович Бухарин. В редколлегию помимо Марии Ульяновой входили Сталин, Калинин, Молотов – никто из них к расказачиванию отношения не имел. Зато противники сталинской группы – имели прямое.

Шолохова поддержали не только и, может быть, даже не столько потому, что его роман успели прочитать многие члены Политбюро, и все, кажется, поняли, что имеют дело с огромным литературным событием. Роман мог пригодиться в политической борьбе. В любом случае он точно не мешал сталинским соратникам – хотя не факт, что сам Сталин к тому времени прочитал обе опубликованные книги.

Очнувшийся Госиздат, когда-то Шолохову отказавший, теперь вдруг предложил ему 24 тысячи рублей, целое состояние, за право переиздания первых двух книг «Тихого Дона». В главном советском издательстве уже поняли: роман этот можно переиздавать ещё не раз массовым тиражом и всякий раз его будут сметать с прилавков. Народная книга!

«Тихий Дон» уже был легализован выходом в «Октябре», в «Роман-газете» и в «Московском рабочем», но один звонок руководство Госиздата всё равно должно было сделать. Например Луначарскому.

– Анатолий Васильевич, хотим публиковать Шолохова.

– И в чём дело? Конечно, публикуйте. Превосходный роман.

Тем временем Шолохов писал жене: «Ох, как закрутили, сукины сыны! Вот по Москве слух, что авторитетная комиссия установила мой плагиат (позаимствование, грубее говоря – воровство) и передала материал прокурору Верховного Суда Крыленко. Из “Октября” звонят ему. Крыленко руками разводит – “В первый раз слышу!” А слухи уж виляют: “Материалы в ЦК партии!” Звонят туда – и там ничего не знают. Сплетня выбивается в следующее русло: “Материалы,