Осенью и зимой должно быть много мяса, в основном баранины, немцы забивают овец на тулупы для армии на востоке.

Лучшим платежным средством в деревнях являются табак, старая одежда, бензин и растительное масло.

Война начнет заканчиваться через три года.

С. рассказывал мне сегодня, смеясь, что один из крупнейших производителей хирургических инструментов, с которым он раньше работал и с которым он пока еще в контакте, получил от немцев заказ на 10 000 глазков, предназначенных для постоялиц публичных домов. У всякого публичного удовольствия должен быть свой личный глазок. А они будут проверять. Ordnung muss sein. Типично.

10.10.1941

П. просил меня, чтобы я помог и проследил за тем, как освобождается квартира одного из наших бывших атташе посольства (полковника Фыды). Речь шла о переносе мебели со второго этажа на склад в гараже. Мне было предложено 100 франков, и, конечно, я не отказался. Десять часов тяжелой работы вдвоем с подозрительным рабочим и еще более подозрительной служанкой. Точно разворуют.

Я возвращался в темноте. Шел холодный и пронизывающий насквозь дождь. С деревьев сыпались листья, сорванные острыми порывами ветра. Я ужасно устал, но со странным удовольствием мок под дождем, ныряя в темные аллеи возле Трокадеро и Альма-Марсо. Осень.

11.10.1941

Критическая ситуация на Восточном фронте. Лондон не скрывает опасений, и сообщения из Англии звучат очень пессимистично.

16.10.1941

Вечером в театре «Одеон» на спектакле по мотивам «César Birotteau»{27} Бальзака.

Пьеса очень хорошо адаптирована, сыграна хуже. Один-единственный Попино сумел вытащить из себя настоящего Попино Бальзака. Пьеса насквозь моральная, более того, тенденциозно моральная. С некоторого времени во Франции дует ветерок «возрождения», возрождения характера, морали, религии, мировоззрения. Жаль только, что ряд действительно умных законов вводится таким правительством. План «возвращения к земле» (retour à la terre), премия за ребенка, пособие на семью, социальная помощь — все работает, и если не двигает вперед, то в любом случае позволяет Франции выжить и перенести грипп легче и без серьезных осложнений. Петен оперирует деньгами и платит. Печатает и платит. На самом деле инфляция началась уже давно, но французское инфляционное сопротивление несравнимо больше, чем в других странах. Деньги — часть их характера, их традиция, их история, их мораль, почти сама жизнь.

Строго говоря, вся нравственность Цезаря Бирото, вся мораль пьесы — бескомпромиссное отношение банкрота к собственным долгам; это деньги с большой буквы «Д», открывающие все двери и скрепленные печатью жизни. И если проанализировать всего Бальзака, то нравственность и характер его героев, олицетворяющие для читателя то самое «смотри, каким должен быть сильный, чистый и благородный человек», в действительности почти всегда выясняются из отношения героя к деньгам. Бальзак выстраивает всю нравственность «Человеческой комедии» на бесконечном количестве комбинаций, при которых персонажи сталкиваются с деньгами. Он швыряет людей о деньги и описывает звук. Деньги для персонажа — то же самое, что мраморная плитка для монеты.

Французский характер мало изменился, и Бальзак все еще актуален. Некоторое время о нем перестали говорить, но теперь о нем все чаще вспоминают как о морализаторе народа. А Франция пытается возродиться. Только неизвестно, благодаря кому: благодаря себе или немцам. Ведь «retour à la terre» — это просто Blut und Boden[313], все пособия и социальные выплаты, по сути, — «Wintershilfe»[314], пропаганда размножения и тупого национализма тоже немецкое изобретение.

17.10.1941

С. рассказывал мне сегодня о своем знакомом. Десять лет назад у него было небольшое предприятие, и он разорился. Пошел с кредиторами на сделку, под 50 процентов. Но несмотря на это, решил погасить оставшуюся часть. Он устроился на небольшой заводик мастером, в течение десяти лет вкалывал и выплачивал вторую половину долга. Три дня назад отдал долг последнему кредитору, вернулся домой и застрелился. Цезарь Бирото в современном варианте.

18.10.1941

Ужин у хозяев моего бистро мог быть удачным, но не получилось. Они сняли небольшую квартирку на Пассаж д’Анфер, столетней улочке. Тишина, пустота, провинция в самом центре города. При входе консьержка дает мне телеграмму. В два часа дня я должен быть в Шатийоне, подписано «Шаппель», то есть сам директор. Я сел обедать в ярости, это всем испортило настроение. В два часа звоню, чтобы узнать, в чем дело. Оказывается, немцы хотят забрать у нашей фабрики все автомобили. Мне надо немедленно приехать и написать несколько писем по-немецки. Уже несколько дней мы с К. ничего не делаем, только пишем письма. Должно быть немцам очень не хватает транспортных средств, раз они положили глаз даже на старый хлам, который к тому же ездит на древесном угле.

Около трех я был на работе. Директор встретил меня словами: «Думаю, вы не ожидали, что во Франции вам понадобится знание немецкого языка». — «Да, особенно сегодня…» Он понял намек и улыбнулся. За час я написал эту чушь и около пяти вернулся, вся компания, уже в подпитии, встретила меня овациями. Сюзи, булочница из Шатийона, уже поддала как следует, и я выудил у нее обещание продавать мне 350 граммов хлеба в день без карточек и без необходимости с ней спать. Она была не прочь, но меня больше интересовал хлеб. Mais tu sais que j’te donnerai tout c’que tu voudras. — Donne-moi du pain et ça suffit. — Tu es quand même un peu vache[315], — сказала она мне. Vache[316] или нет, а хлеб мне нужен. Иногда я буквально умираю с голоду. Но я еще не дошел до того, чтобы отдаваться за хлеб. Потом я напился, и в метро меня так развезло, что я иногда отключался. К счастью, машинист позаботился обо мне и высадил на «Домениль». Домой я добрался на ощупь, а там совсем поплыл. А Бася издевалась надо мной.

20.10.1941

Сегодня меня отправили в Государственный секретариат промышленного производства, то есть в министерство производства, чтобы написать для них несколько писем по-немецки. В министерстве никого нет. С., когда это услышал, сказал мне: Vous pouvez noter cela comme un signe de plus de la décadence française[317]. В принципе, он прав. Хуже всего, что все чаще К. и я вынуждены отвечать на немецкие звонки из «Астории», то есть из «Zentralkraft»[318]. С писаниной полбеды, но телефонные разговоры совсем не доставляют мне удовольствия. Я стараюсь дурить их как могу, пускаясь в дискуссию о неправильном переводе. И часто этих баранов можно заболтать. Какие же немцы все-таки бараны. Поэтому они проиграют и эту войну.

21.10.1941

Наступление на