Шрифт:
Закладка:
— А это вообще реально?
— Всё реально, если очень захотеть. Только тебе придётся меня направить. Умница, — хвалит за оперативность. Так как он теперь во мне — Сейчас ты будешь стонать. И я боюсь, что брать тебя нежно не получится.
И Артём снова не врёт. Нежность предварительных ласк сменяется бесстыдной страстью. Я ещё не чувствовала Артёма таким. В себе. Жадным. Ненасытным.
Никогда бы не подумала, что этим можно заниматься на весу, в такой позе, обеспечивающей отличный зрительный контакт и глубокое проникновение.
Но есть и нюансы. Основная нагрузка лежит на Артёме, точнее, на его руках. Чувствую, как они напряжены. Такое ощущение, будто из камня выточен каждый мускул.
— Ты у меня такой сильный, — произношу как в бреду между рваными стонами, обхватывая Артёма ногами ещё крепче.
— Что ты сказала? — он не выходит из меня, лишь немного сбавляет темп.
— Ты сильный, — моргаю, стараясь вернуться в реальность из этой эйфоричной дымки.
— Не, повтори всю фразу целиком.
Прикусываю щёку изнутри, затем воспроизвожу по словам:
— Ты. У меня. Такой. Сильный.
— Гордеева, я тебя люблю, — в подтверждение своих слов сильнее толкается в меня бёдрами.
Выдыхаемый мной неконтролируемый стон лишает возможности ответить. И вторую попытку это сделать гасят его губы, перекрывающие кислород и отключающие голову.
Прости, мама, не могу следовать твоему наставлению. Очень сложно соображать, когда слышишь в свой адрес такое признание. Жар проносится по телу до изнеможения. Мысли раскаляются до предела. Артём любит. Меня. Я понимаю это мозгами и чувствую телом. Снова ощущаю в грудной клетке счастье. На этот раз громкое, как бушующий океан. Уходим с Артёмом в авиарежим вместе, и до нас не достучаться…
Глава 44. «Секс марафон и признание»
Лиля.
Мы устроили себе секс марафон на все выходные. Практически не вылезая из постели. Напрочь забывая, что за окном: ночь, день, утро. Кровать шатало, как при морском шторме в 10 баллов.
Эротический жаворонок по имени «Артём Сокович» не дал мне спокойно встретить наш первый совместный официальный рассвет на скомканных простынях, аргументируя это тем, что наступило время горячего утреннего «завтрака». И я с приятной ломотой в теле пустила его под одеяло и полностью растворилась в его объятиях.
Он подловил меня даже в ванной при чистке зубов. Смеясь, еле успела сполоснуть рот от пасты, а Артём уже, целуя меня в изгиб шеи и смотря на нас в отражении зеркала, согрел сзади теплом своего обнаженного торса. Мне только и оставалось, как держаться крепче пальцами за край раковины, чтобы хоть как-то устоять на ногах и охладиться от вспыхнувшего внутри пожара.
Дразнил, когда вышел из душа мокрый. По пояс обмотанный полотенцем. Вкусно пахнущий морским бризом. Заставил наблюдать, проходя мимо, как с его взъерошенных волос по широким мускулистым плечам и накаченной груди хулиганисто стекали капельки воды. И как они же заворожённо дрожали на влажных длинных ресницах. Это побудило меня снова толкнуть Артёма на кровать. А он, судя по его хитрому взгляду, только этого и добивался. Провокатор лопоухий.
Второй рассвет мы встретили в крепких, собственнических объятиях друг друга. Голые. Разгорячённые. Уставшие. Но снова будоражащие засыпающую страсть ленивыми, постепенно ускоряющимися движениями пальцев. Не открывая глаз, прислушиваясь к своим ощущениям и неконтролируемому дыханию, дошли до фейерверка эмоций. «Пушкабомбаракета», — тихо проговорил Артём, целуя меня в висок. Значение этого набора букв он объяснил мне позже.
За эти два дня, что мы провели вместе, с моего лица не сходила улыбка. И была она разных тёплых оттенков.
Я улыбалась, когда отлепляла от кожи Артёма мармеладных мишек, видимо, потерянных нами в страстном порыве среди запутанного постельного белья.
Улыбалась, когда при просмотре трогательного фильма, Артём старался держать эмоции под контролем, что получалось у него довольно плохо. А мне его реакция казалась такой милой. На ухо прошептала ему провокационно: «Не сдерживай себя. Я могу поплакать вместе с тобой. Вдвоём плакать не так страшно и стыдно». За что меня смерили неодобрительным взглядом. Пытаясь убедить тем самым, что моё предложение малоубедительно, ведь мужчины не плачут.
Улыбалась, когда под финальные титры Артём уткнулся лицом в мои колени и, закрывая глаза, провалился в сон. Его ровное дыхание, подрагивающие ресницы, чувственные полуоткрытые губы и ладонь, заснувшая в моей ладони, заставили меня наполниться всепоглощающей нежностью.
Улыбалась, когда на мои очередные приставания Артём, готовивший обед на кухне в одних спортивках, оборачиваясь, нахмурил брови со словами: «Лилька, ты дашь хотя бы этой яичнице не подгореть?». И на мой невинный вопрос: «Что я такого делаю?», ответил: «Слышишь, как под крышкой шипит: «Пшш, пшш»? Так и в моих штанах уже закипает: «Пшш, пшш», и всему виной ты». А я продолжила тереться щекой о его спину, чередуя касания с поцелуями. Тогда Артём развернулся. И про яичницу мы напрочь забыли.
Улыбалась, засматриваясь, как он подтягивался на турнике в прихожей. И до меня тогда дошло: «Вот это всё теперь моё». Точно крупный выигрыш в казино. Не соврала я Дине.
Что касается подруги, я поняла, пора заканчивать обижаться на неё. Каждый может ошибиться в действиях и словах. Главное, вовремя понять свою ошибку и извиниться. А раскаяния Дины были вполне искренними. Не парня же она у меня увела, в самом деле. И вообще, если бы не Дина и не её уговоры сходить на ту вечеринку в начале сентября, с Артёмом, скорее всего, я бы не познакомилась. Так что в том, что мы сейчас с ним вместе, есть в какой-то степени заслуга Дины. И я твёрдо решила возобновить с ней общение, так как очень скучаю по нашей дружбе.
А вот кому не стоит давать второго шанса, так это паркурщику Ивану. Прервав любые с ним контакты, смело отправила его в ЧС, даже не посмотрев, что он мне успел накатать в соцсети за выходные.
В воскресенье вечером, сидя на коленях Артёма, старалась не поддаваться его уговорам остаться ещё на ночь. Хоть предложение было очень соблазнительным. Шутя, перевела разговор в другое русло, предъявив, что его признание в любви не считается, так как оно было сказано во время секса. Основываясь на том, что за него говорили эндорфины, а в помутненном, предоргазменном состоянии признаешься в чём угодно. Со мной хотели поспорить, предложив признаться вот прямо
