Шрифт:
Закладка:
Насколько мог понять Энекл, дела их были неважные. Пока войско готовилось выступить, некроманты, не теряя времени, продвигались на север. Каннаарское ополчение и присланные лугалем Верхней Мидонии войска потерпели поражение, города пали один за другим, держался лишь самый северный Тахал да несколько малых крепостей. Долгожданное появление царского войска пришлось как нельзя кстати, но тут войско некромантов исчезло.
Жители Тахала описывали происходящее почти одинаково: только что леса кишели дикарями, а меж деревьев мелькали жуткие тени укрощённых тёмным искусством болотных чудовищ, и вдруг всё это пропало, словно и не было. Разведчики не обнаружили даже брошенных стоянок, могучее войско в один миг растворилось без следа.
Не придумав ничего лучше, царское войско углубилось в леса, двигаясь по широкой грязной просеке по направлению к ближайшему потеряному городу Уш-Киталу. Война превратилась в бесконечный поход по колено в грязи. Ни тени врага, ни намёка на то, что этот враг вообще существует. Наконец, дорогу преградило нечто похожее на войско, но представить, что это воинство грозных некромантов, не смогло бы и самое изощрённое воображение. В течение часа грязные дикари волна за волной бросались на эйнемскую фалангу и гибли десятками, пока, наконец, истошно завывая, не откатились обратно в леса. Восемь погибших бойцов против двух с лишним сотен дикарей – смех, да и только. Всё это не помешало Тасимелеху объявить о своей великой победе и потратить двое суток, празднуя в шатре, пока остальное войско тщетно пыталось хоть как-то высушить насквозь сырые дрова, согреться и приготовить горячую пищу. Недавнее нападение дикарей, попытавшихся застать эйнемский лагерь врасплох, было за радость: в бою хотя бы забываешь про сырость и грязь.
При мысли о Тасимелехе ветер услужливо донёс отзвук визгливой мидонийской музыки и взрыв смеха, заставив Энекла брезгливо скривиться. Не то чтобы так уж сильно стремился командовать войсками, но, когда Диоклет, замещавший Каллифонта, поручил войско Энеклу, тот, неожиданно для себя, испытал немалую гордость. Тем большим было разочарование, когда всё обернулось по-мидонийски: придворная интрига, нашёптывания царю, и в последний момент над Энеклом поставили Тасимелеха – лугаля, предавшего прежнего царя в битве у Хура. Бывший лугаль стал большим вельможей, купался в золоте, пользовался покровительством Сарруна и метил на место Каллифонта. Начальство над царским войском и победа над некромантами стали бы хорошим шагом на этом пути.
– Опять празднуют, – недовольно проворчал Неалей. – А мы тут заживо гниём. Интересно, они там вообще заметили, что драка была? Когда это кончится уже, а лохаг?
Энекл раздражённо пожал плечами. Его отношения с Тасимелехом не заладились сразу, по причинам вполне понятным, и не стали лучше, когда выяснилось, что бывший лугаль – самовлюблённый и спесивый самодур, относящийся к нижестоящим как к скоту. Войска из Бар-Гута и Мидонии, подчинённые напрямую Тасимелеху, с завистью смотрели на эйнемов и застрельщиков, стараниями командиров, разместившихся более или менее прилично. Сами они были заброшены совершенно, единственное, о чём заботился их начальник – установка собственного шатра и кухни. Неприязнь Энекла к Тасимелеху уже на второй день похода переросла в тяжёлую душную ненависть, которую вполне разделяли прочие командиры.
По дороге к своей палатке Энекл натолкнулся на Ансара – землевладельца откуда-то из-под захваченного некромантами Сувархетту, одного из тех каннаарских беженцев, кто пожелал присоединиться к войску и освобождать свою землю. Среди этих суровых и озлобленных людей, молодой человек, почти юноша, пользовался не по годам большим уважением и стал их негласным предводителем. Энеклу молодой варвар нравился: смелый, разумный, гордый, любящий отчизну – глядя на таких порой закрадётся странная мысль, что различия между эйнемами и не эйнемами не так уж и велики. Впрочем, это, конечно, сущая глупость.
– Лохаг Энекл, с тобой можно говорить? – эйнемский Ансара звучал почти безупречно. Лицо молодого человека, как и у всех участников похода, распухло от постоянных укусов комаров, но всё же выглядело красивым: безбородое и безусое, тонкие черты, прямой нос, миндалевидные чёрные глаза, заострённый подбородок, длинный рот с чётко очерченными бескровными губами, изогнутыми мидонийским луком. Чёрные волнистые волосы до плеч и стройная тонкая фигура производили несколько женственное впечатление, но держал себя каннаарец как подобает мужчине. Энекл с усмешкой подумал про себя, что, видно, он не настоящий эфериянин, раз не чувствует ничего особенного к такому замечательному красавцу.
– Говори, Ансар, – приветливо кивнул он. – Что стряслось?
– Выступление опять отложено.
– Объявили, что выступаем завтра, – пожал плечами Энекл.
– То же самое говорили и вчера... Припасы на исходе, люди устали, а до Уш-Киталу самое меньшее два дня. К тому же, большой вопрос, найдём ли мы там еду: город захвачен врагом. Если они не выйдут в поле, придётся добывать пищу в лесу, а это опасно, либо штурмовать с ходу. Не пришлось бы нам отступать обратно в Тахал...
– Что ты от меня хочешь? – спросил Энекл, понимая, что молодой каннаарец прав.
– Ты ведь начальник, поговори с обильным доблестями Тасимелехом. Пировать нужно после битвы, а не до.
– Для этого ты выбрал неправильного человека: Тасимелех меня на дух не переносит. Поговори лучше с Бадгу, Равхаром или Эн-Табашем.
– Я уже говорил с Бадгу, – каннаарец не поддержал легкомысленный тон собеседника. И правильно: веселиться особо нечему. – Он сказал то же самое и послал меня к тебе.
– Конечно. Тасимелех не переносит