Толь говорил, что Плеве не терпел Витте, собирал материалы о его вредности и в день, когда был убит, вез царю документальные данные об изменнике Витте. Со смертью Плеве главный враг Витте был уничтожен, но остаются еще два человека, которые для Витте являются тормозами для его планов: вел. кн. Сергей Александрович, который его не терпит, и Муравьев, про которого Витте пустил анонимное пасквильное письмо, в котором затрагивается честь Муравьева, и уже идет слух, что Муравьев уходит, и его заместителем называют Нольде, креатуру Витте, который таким образом спускает тоже опасного врага.

Говорили, что вчера на георгиевском празднике царь был мрачен, а молодая царица радужная. Толь так объясняет: что молодая царица уговаривает царя дать конституцию, чтобы обеспечить этим наследнику царство. Валь прямо называет молодую царицу «человеком, приносящим несчастья», что она нерусская и осталась нерусской.

Валь с возмущением вспоминал Горемыкина и Н.И.Петрова, который был в то время, что теперь Лопухин в департаменте полиции; вспоминал, как Петров тогда помешал ему (он в то время был градоначальником) сделать обыск у Калмыковой, дамы сомнительной, которая любила молодых людей вроде Струве («Освобождение»), который и тогда пользовался известной репутацией и с ней жил. Петров по телефону просил Валя не делать обыска у этой дамы. Валь ничего не отвечал, прекратил переговоры. Тогда Петров известил баронессу Икскуль, что это ходатайство у Валя успеха не имело. Икскулыпа поспешила про это сообщить Калмыковой, и они успели скрыть все следы. Теперь же дело департамента полиции еще в худшем положении, чем было прежде; что сыщиков у них нет; что Языков был хотя и глупый, но честный человек, а его заместитель – большая дрянь.

Говорил Валь, что Зубатову предлагал Мирский агентуру за границей, но он отказался, так как языков не знает. Сказал Валь, что всех лучше знает дела Зубатов, но так как это изменник – поражаешься, как Мирский мог его принимать; и вдобавок еще Лопухин, про которого Зубатов очень много знает дурного, выхлопотал ему у Мирского прибавку к пенсии. Он получал раньше 3 тыс. руб., чтобы скрывался и молчал, а теперь будет получать 5 с половиной тыс. без этих условий. От Валя досталось и Клейгельсу, что он виноват, что студенческие беспорядки приняли теперь политическую окраску, что полиция при Клейгельсе вела себя отвратительно.

Про Фуллона рассказ, что один студент возле дома, где находится зал Тенишевского училища, страшно обругал Фуллона; студент не подвергся наказанию, и когда Фуллон, сев в экипаж, уезжал оттуда, несколько голосов из толпы повторили безнаказанно эту ругань. Из всего этого вышло одно, что Фуллон решил, что он не будет больше показываться толпе.

28 ноября. Вчера Штюрмер сказал, что когда здесь был земский съезд, выдающиеся из членов, как Шипов, Петрункевич и подобные, были приглашены к Витте на завтрак, и там очень вольно говорило всё это общество.

Акинфов (почетный опекун) говорил, что всё анархистское движение идет из Москвы, где его развило неудовольствие вел. князем Сергеем Александровичем, что теперь в Москве внимание всех и вся обращено только на вел. князя Сергея Александровича; полиция только его одного охраняет, для других она не существует, что будет большое благо, когда он уйдет из Москвы. Ссора Мирского с вел. кн. Сергеем Александровичем была из-за евреев, которых вел. князь ненавидит, а Мирский – наоборот.

Сегодня на Невском творились безобразия, но рабочих не было видно, а много женщин. Полиции было видимо-невидимо – и конная, и пешая, и жандармы. Жаконе, которого полиция забрала, не разобрав, кто он, и отвела в участок, рассказывал, что было много раненых, но убитых не было. Толпа была очень большая, она тянулась от Николаевского вокзала вплоть до Адмиралтейства.

Из Порт-Артура печальные вести: все наши суда там погибли.

Максимович, который был у нас сегодня, выглядит очень спокойным, а послезавтра ему придется судить убийцу Плеве, ради которого готовятся в Петербурге большие демонстрации.

29 ноября. Говорят, что вчера полиция действовала шашками и давала ими удары плашмя, но все-таки раненые оказались.

Грингмут недавно говорил, что два умнейших человека, как Победоносцев и Плеве, оба не умеют разбираться в людях. Все назначения Плеве были неудачны; то же самое можно сказать про Победоносцева, который всегда был и есть дурно окружен людьми с сомнительными нравственными качествами, начиная с Саблера.

Вчера Акинфов (почетный опекун) говорил, что якобы царь соглашается дать конституцию, вроде финляндской, что оставит за собой распоряжения насчет войска и финансы. Акинфов считает это благоразумным.

30 ноября. Сейчас судят убийцу Плеве. От французского корреспондента имею сведения, что вокруг Палаты стоит толпа народу, но толпа спокойная. Масса полиции, эскадроны жандармов, много тоже полиции спрятано во дворах. Я думаю, что толпа не забыла ее воскресных побоев.

Вчера Максимович говорил, что не позволит защитникам уклоняться в сторону, что было сделано Плевако при защите Стаховича. То же сказал Максимович, что будь он председательствующим на суде Мещерского со Стаховичем, то Мещерский не был бы обвинен, так как в этом деле нет состава преступления.

Сейчас сказал Кутепов по телефону, что Максимович великолепно председательствовал: трижды оборвал Карабчевского, остановил его, когда он сворачивал свою речь в другую сторону, которая не касалась дела. Порядок был в зале суда образцовый, публики было мало допущено. В 7 часов судьи ушли совещаться. Кутепов не дождался решения судей.

1 декабря. Говорят, что все моряки сочувствуют статьям Клад о, что пример ему показал черноморский главный командир Чухнин, который на весь свет расславил Черноморскую эскадру, во всех английских газетах пишут и разбирают его приказ, в котором говорится о деморализации Черноморского флота.

Сегодня говорили, что в своей речи Карабчевский назвал бомбу, которая убила Плеве, «бомбой слез», что «не динамитом она была полна, а слезами».

Гейнц говорил, что в Москве была вчера большая сходка студентов. Вчера была получена тоже печальная депеша «Агентством» из Елизаветграда, что за то, что городская Дума отклонила предложение о расширении городского самоуправления и уравнении в правах евреев, городского голову ошикали и подняли беспорядки.

2 декабря. Вишняков сказал, что в Петербурге идет говор, что не удастся Мирскому привести всё в порядок, что он очень всё распустил, что хотя бы Штюрмера назначили министром внутренних дел. Штюрмер свою линию ведет неуклонно; он сумрачен, молчалив, если что скажет, то вырывается у него протест на всё, что творится в данное время. Видит Штюрмер самого большого врага России и царя – в Витте.

3 декабря. Рассказывали, что в Технологическом институте в день праздника этого заведения, 28 ноября, технологи