Владимир Николаевич встретил Линицкого не очень приветливо, несмотря на то что ему предварительно позвонили по поводу визитера (и не только из горздрава). И на диплом Белградского университета он посмотрел весьма скептически: чему могут научить югославские преподаватели-медики? Однако, узнав, у кого учился Линицкий и под крылом у кого начинал свою самостоятельную деятельность в качестве медика, Шамов тут же смягчился. И опытный разведчик Линицкий, разумеется, тут же уловил перемену в настроении профессора.

– Так вы говорите, у вас была частная практика в Белграде? – уточнил Шамов.

– Совершенно верно! Почти три года я держал свой кабинет и вылечил немало пациентов.

– Увы! В нашей стране частную практику иметь невозможно, – с сожалением произнес профессор.

– Поэтому я и пришел к вам, Владимир Николаевич.

– Хорошо! Есть у меня место во втором терапевтическом. Идите в кадры, позвоню, скажу им, чтобы вас быстро оформили.

– Благодарствую!

Впрочем, в этой больнице Линицкий проработал недолго. Когда освободилось место в военном госпитале, он перешел туда. Одновременно «бомбил» Москву просьбами по поводу реабилитации матери, требуя повторного рассмотрения ее дела. Наконец, в середине 1940 года ему сообщили, что его мать была репрессирована по ложному доносу и полностью реабилитирована. Для всей семьи разведчика это стало настоящим праздником.

С тех пор как Линицкий покинул Харьков почти двадцать лет назад, город сильно изменился.

В 1920—1930-е годы Харьков стал настоящей кузницей новых архитектурных идей. Город «захватили» конструктивисты. В промышленной зоне Харьковского тракторного завода, что в бывшем селе Лосево, был построен соцгород «Новый Харьков» на 120 тысяч жителей, ставший известным всей стране. Из монолитного железобетона был построен конструктивистами огромный, монументальный, серого цвета Дом Госпромышленности (знаменитый на весь мир Госпром, который в Великую Отечественную войну немцы не смогли подорвать ни сверху, ни снизу, несмотря на все усилия). К этому же типу относятся здания гостиницы «Интернационал» и Домпроектстроя и почтамта.

Леонид Леонидович бродил по улицам родного города и удивлялся: он стал красивее, монументальнее, серьезнее. Дети, Галя и Борисик, и Екатерина Федоровна, уже освоившиеся здесь, шли рядом и с улыбкой наблюдали, как на лице Линицкого удивление сменялось восторгом, восторг – недоумением.

– Ну вот, я хотел вам показать мой Харьков, а получилось, что я его не знаю, – извинялся перед родными Леонид Леонидович.

– Ладно, папочка, привыкнешь. Мы же уже привыкли, – успокоила отца дочь.

Они остановились у газетного киоска.

– Мне, пожалуйста, «Правду» и «Известия», – попросил Линицкий.

Расплатившись за газеты, он хотел было уже уходить, но Борисик стоял как завороженный, глядя на выставленные в витрине марки.

– Он у нас стал марки собирать, – шепнула на ухо мужу Екатерина Федоровна, Линицкий понимающе кивнул.

– Вы идите с Галей, мы вас догоним.

Жена с дочерью не спеша пошли вперед, а Линицкий подошел к сыну.

– Ну что, Борисик, выбрал себе марки?

– Хочу вот эту серию, про полярников, – мальчик ткнул пальцем в витрину. – В нашем классе ни у кого таких нет. Вот ребята обзавидуются.

– Ну что же, хотя зависть и не очень хорошее чувство, но в данном случае я тебя понимаю. Дайте мне весь блок марок про полярников.

– Ты хочешь купить весь блок, пап? – мальчик зашелся от восторга.

– Ну да! А что, не надо?

– Надо! Просто я не ожидал.

– На, держи! Только сейчас, чур, не смотреть. Придем домой, разложишь и посмотришь. Кстати, а кляссер у тебя есть?

– А что это?

– Специальный альбом для марок.

– А-а, есть. Это мне мама купила.

– Ну, вот и отлично. А теперь пойдем догонять маму с сестрой.

Война

1.

1 сентября 1939 года после устроенной немцами провокации на границе с Польшей началась Вторая мировая война. И если Сталин собирался воевать на чужой территории (а именно к этому и готовил Красную армию ее Верховный главнокомандующий), то грех было не воспользоваться такой возможностью.

Буквально накануне, 23 августа, министры иностранных дел Германии и Советского Союза Йоахим фон Риббентроп и Вячеслав Молотов подписали «Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом», а в нем, как выяснилось гораздо позже, был некий тайный протокол о разделе сфер влияния.

При этом идея подписания секретного протокола была высказана Сталиным в самом начале переговоров с Риббентропом 23 августа 1939 года. Сталин понимал, что Гитлер, дабы отложить войну на Востоке, будет согласен на любые уступки, и с хитрецой в голосе вдруг заявил:

– К этому договору необходимы дополнительные соглашения, о которых мы ничего нигде публиковать не будем.

Риббентроп поначалу опешил. Сталин был доволен этим обстоятельством и продолжил гнуть свою линию. Он не стал даже обсуждать возможность мирного урегулирования германо-польского конфликта в духе пакта Бриана-Келлога, а сразу заявил:

– Если я не получу половину Польши и Прибалтийские страны с портом Либава, то вы можете тотчас же вылетать обратно в Берлин.

Разумеется, Риббентропу ничего другого не оставалось, как согласиться.

Тут же, в кабинете Сталина, был составлен текст протокола, который отредактировали, напечатали и подписали. Сталин несколько раз подчеркнул, что это сугубо секретное соглашение никем и никогда не должно быть разглашено. Впрочем, информация об этом просочилась в дипломатические круги практически сразу. Уже утром 24 августа немецкий дипломат Ганс фон Херварт сообщил своему американскому коллеге Чарльзу Болену полное содержание секретного протокола.

Согласно этому протоколу, северная граница Литвы становилась границей сфер интересов Германии и СССР в Прибалтике. При этом Литва получала Вильнюс (на тот момент польский), а граница интересов в Польше проходила по рекам Нарве, Висле и Сану. Вопрос о независимости Польши, опять же, согласно протоколу, мог «быть окончательно выяснен» позже, по согласию сторон. И это согласие сторон, судя по всему, наступило 22 сентября в Бресте, где проходил советско-германский парад (таким образом, неприступная, казалось бы, Брестская крепость за неполные два года бралась германской армией дважды – в сентябре 1939-го и в июне 1941-го; только в первом случае ее защищали польские солдаты, во втором – советские).

Но, как говорится, аппетит приходит во время еды.

Если с Польшей, несколько столетий пребывавшей в составе Российской империи, удалось сделать финт ушами, то почему не попробовать провести такую же операцию на северо-западе, в Финляндии, также некогда, как герцогство Финляндское, являвшейся составной частью все той же Российской империи?

Но, поскольку с Финляндией, как союзницей Германии, пришлось действовать в одиночку, без помощи Третьего рейха, то дело двигалось гораздо тяжелее. Немецкие конструкторы спроектировали для финнов подлодки. Финляндия поставляла Берлину никель и