пор вы прониклись столь теплыми чувствами и озаботились их судьбой? Мы всего лишь коллеги и попутчики. Бесспорно, они нам еще пригодятся, но если говорить в общем… Понимаю, Камилла еще способна оказать вам содействие в юридических делах, но напыщенный мальчишка-то зачем?

— К чему мне объяснять, вам-то все одно безразлично, — архе-зэка заглянула в чайник. — Но пока остывает, попробую. Мой личный опыт подсказывает, что в достижении успеха важны детали. Вот эта откровенно малоприятная собака там, внизу, сделала все, чтобы я очнулась и пришла в себя. Ибо мое присутствие резко повышало ее собственные шансы на выживание. Животное меня не особо любит, но ценит. Именно осознание полезности присутствующего рядом индивида рождает чувство именуемое «симпатией». Так могу ли я в случае опасности хладнокровно бросить это мерзопакостное, но в сущности безвинное существо? Вдруг мы и в следующий раз взаимно поможем друг другу, вовремя писаясь и вскрывая банки вонючих сосисок? Тут и до дружбы недалеко.

Вейль ухмыльнулся:

— А ведь это меня вы циничным считаете. Должен заметить…

Зашевелилась профессор:

— Пить! Дайте пить. И лучше горячего. Я же чувствую, чаем пахнет.

Глаз мадмуазель де Монтозан не открывала, но ей явно полегчало.

В молчании пили чай, «Латино» пришел в себя чуть позже руководительницы, но предпочел воду. Нажравшаяся Дикси завалилась в тень и дремала, задрав лапы и демонстрируя плешивое розовое брюхо.

— Галлюцинация! — решительно оповестила профессор, прикончив третью кружку.

— Пришел к тому же выводу, — поспешил подтвердить верный Алекс-«Латино». — Видимо, химические процессы в герметично законсервированном помещении, испарения смол и прочее, создали парадоксальный эффект…

— И плесень! — обрадовалась мадмуазель де Монтозан. — Кажется, те старые байки о проклятье Картера[4] не были лишены определенных оснований. Эффект, естественно, совершенно иной, но не менее опасный. Несчастный доктор! На него атмосфера воздействовала абсолютно ужасно, даже поверить не могу…

Катрин зарычала:

— Ни слова о сраном эскулапе! И вообще, прекращайте бредить. Если некоторые вещи не удается реалистично объяснить, это не значит, что версию нужно притягивать как…пупок к носу.

Профессор скорчила гримасу:

— Что за странные физиологические параллели? Ладно, ты права, о «Кресте» лучше промолчим. Но почему же столь безосновательно отметать версию о плесени? Наука не терпит суеты и предвзятости…

— Да какая плесень?! Там сухо как в лабораторной стопроцентно мумифицированной жопе, мы в респираторах, а ваша плесень действует практически мгновенно?! Прекратите нести ерунду. Не бывает групповых галлюцинаций подобного типа. Возьмите паузу, потом себе что-нибудь поправдоподобнее наврете, — Катрин вытряхнула из чайника остатки заварки. — Собираемся и отбываем? Дело к вечеру, наткнемся на местные конные вооруженные «галлюцинации», выйдет неприятность.

— Да, пора, — шеф встал.

Дикси изобразила пузом, что надо бы еще полежать, дать сосискам усвоиться, научный помощник устало закряхтел и принялся собирать посуду (все же не совсем потеряна для общества эта молодежь).

— Нет, постойте. Мы же не можем уйти с пустыми руками, — пробормотала, глядя на бесцветно затухающий костерок, профессор.

Кажется, изумились все, включая безмозглую собачонку.

— Это как? Желаете дообследовать замечательное захоронение? — не веря своим ушам, уточнила Катрин.

— Нет. В смысле, да, но я… — профессор застонала в приступе безнадежного отчаяния. — Я не в состоянии спуститься. Голова кружится и эти вот галлюцинации. В конце концов, я уже немолодая женщина. О, вот дерьмо, что такое я несу… Я немолодой ученый, и повторное спелеологическое упражнение мне не по силам. Но нельзя же вот так уходить вообще без результатов и доказательств?!

— Доводилось слышать, что в науке главное: идея, полет мысли, четкое понимание процессов, — напомнил Вейль. — Бросьте, Камилла, напишите статью, изложите смелые версии, позже они, несомненно, подтвердятся, и слава вас найдет.

— Вейль, вы толстолобый баран и неуч! Какие подтверждения?! В наше время от захоронения ничего не осталось: пустые стены! От этой удивительной росписи на штукатурке и следов нет, одни криворукие автографы туристов конца XIX и начала XX веков там на голом камне. И полный запрет на исследования от этого тошнотворного Министерства по делам древностей. Послушайте, я категорически требую… — профессор посмотрела на лица окружающих и поправилась: — Ладно, я умоляю. Послушайте, мы можем сделать исключительное открытие! Эпохальное! Мы его практически сделали! Эта роспись, она же бесценна! Осталось спуститься и подтвердить.

— Спускайся, — сочувственно кивнула Катрин. — Можешь выволочь те горшки, ларец, да и сам саркофаг. Если он в шурф пролезет и вообще решит явить себя солнечному свету.

— Саркофаг — не надо, — поежилась профессор. — Но несколько мелких предметов… Ведь мы так никого не оскорбим, ведь правда? Это не для себя, это для науки! И главное — росписи! Ничего подобного мне не доводилось видеть. Будь я проклята, почему вы не захватили мой фотоаппарат?!

— Искали, но он исчез, — не моргнув глазом, сообщил шеф. — Полагаю, его судьбу не стоит обсуждать, как и судьбу останков нашего бесценного экспедиционного врача. Мне очень жаль, Камилла, но придется убираться. Здесь слишком опасно. Не будем притворяться — это все понимают и чувствуют.

— Но фотоаппарат… хотя бы его. Технику иного времени нельзя оставлять, вы должны понимать… — де Монтозан не закончила мысль, всхлипнула и с надеждой обратила взор на научного помощника. — Алекс, я знаю, ты понимаешь, ЧТО мы видели на стенах?!

— Понимаю. Но я просто не могу. Не могу! — парень очень искренне прижал ладонь к пропыленной груди. — Я не выдержу.

Судя по его лицу и правда — не выдержит. Хотя и будет сожалеть всю жизнь. Но тут до сердечного приступа недалеко, хлипка нынешняя молодежь.

Профессор взглянула на начальника охраны:

— Жак! Организуйте, черт бы вас побрал. Фотоаппарат не мог потеряться. Назовите любую цену! Снимки росписи воистину бесценны.

— Видите, вы и сами путаетесь. Человеческая жизнь — вот единственная истинная ценность, — довольно мрачно напомнил Вейль. — Мы и так понесли потери. Как выяснилось, вполне допустимые и даже полезные, но тем не менее. Никто не станет рисковать. В принципе, утром можно будет нанять полдюжины местных бездельников и повторить попытку. Может, кто-то из феллахов нырнет в эту дыру и даже вернется с добычей.

— Хорошо. Уезжайте. Я останусь ждать здесь, — профессор попыталась сурово и решительно подсунуть в костер щепку.

— Что за глупости? — проявил легкое раздражение шеф. — Если понадобиться,