– Нет, конечно, не забуду, – отвечала Бригитт. – Как только господин закончит завтрак, так я распоряжусь насчет ваших простыней, графиня… – И когда Брунхильда стала уже подниматься по лестнице и была далека от нее, Бригитт добавила с ехидной улыбочкой: – Из коровника.

Зато Волков все слышал, и его передернуло от злости. Он во второй раз за завтрак ударил ладонью по столу, да так, что приборы подпрыгнули, и прошипел, глядя на рыжую красотку:

– Много стали себе позволять.

– Простите меня, мой господин, – без малейшей доли раскаяния отвечала Бригитт.

– Впредь держите свой поганый язык за зубами.

– Еще этой ночью вам мой язык таким не казался.

– Хватит, Бригитт, – сквозь зубы зарычал кавалер.

– Как пожелаете, господин, просто я хочу, чтобы госпожа графиня уяснила для себя, кто в этом доме хозяйка, и больше ничего. – Госпожа Ланге встала из-за стола. – Мария, горячую воду, мыло, бритву господина и убирай со стола, завтрак закончен. – Она чуть помолчала и, убирая тарелку Волкова, заметила как бы между прочим: – Знаете, господин мой, а паж графини спит с ней в одной постели. Вот я думаю, не навредит ли сие плоду? Надо будет о том справиться у монахини.

Волков растерянно молчал. А Бригитт улыбнулась, обняла его и поцеловала в висок.

* * *

Погода была дурна, ветер уже какой день дул южный, прямо с гор, оттого вернулись крепкие морозы. Все, что оттаяло, снова схватилось льдом. Но даже холод и неизбежная боль в ноге не могли удержать Волкова дома. Кавалер чувствовал, что в бабьих распрях либо заболеет, либо умом тронется, он искал, чем заняться. Его племянник Бруно Фолькоф и Михель Цеберинг поехали в Лейдениц для последней встречи с торговцами углем из Рюммикона. Нужно было утрясти оставшиеся вопросы и еще немного побороться за цены, чтобы подсчитать все и окончательно взвесить перед началом дела. Там они бы и без Волкова справились, племянник оказался умен, да и компаньон его был не промах, а вот дело с бароном и мертвым кавалером Рёдлем кавалеру покоя не давало. И тогда велел он разыскать Сыча. Сыч после дела с писарем снова попер вширь, залоснился, стал доволен собой. Снова приходил деньги клянчить.

В это утро, чтобы не препираться весь день с женой, Брунхильдой, Бригитт или с монахиней, Волков еще до завтрака велел отыскать Сыча. Тот явился сразу, как посуду со стола убрали, сел, как обычно, без позволения за стол, вонял чесноком на всю залу и еще пивом.

– Ну, экселенц, чего звали?

– Надо дело с бароном решить.

– А чего с ним решать? Помрет – так узнаем, новый барон сразу объявится, с этим не заржавеет. А коли выздоровеет, так тоже знать будем.

– Он уже давно должен был умереть или выздороветь. Думаю, что там дело нечисто. Не зря его дядя так и не дал мне с ним увидеться.

– Так, может, господа промеж себя по-родственному решают, кому новым бароном быть, вот и не хотят, чтобы к ним лезли.

– Может, не может, не хочу больше гадать, – сказал кавалер. – Раз мы в кантоне себе шпиона нашли, значит, и в замке барона такого сыщем.

– Ну, надо – так надо, – согласился умный Фриц Ламме. – А есть кто на примете в замке, с кем для начала потолковать?

– А тот мужик, про которого ты говорил.

– Это который дрова в замок возил? – вспомнил Сыч.

– Да.

– Нет, экселенц, этот вряд ли. Этого, сдается мне, так баронов палач кнутом на конюшне освежевал, что при виде меня он и дух, и разум терять будет. Нужен кто-то другой.

– Кузнец! – вспомнил Волков.

– Кузнец?

– Да, тамошний кузнец, недавно просил моего дозволения кузню в Эшбахт перенести.

– Ух ты! Вот это дело, за это он у нас за бароном присмотрит. Кузнец ведь всех лошадей в округе знает, а раз у него есть желание к вам переехать, так будет стараться.

И тут оба они притихли. Сверху раздался звон, словно поднос с посудой кинули на пол.

– Господи, брат мой, да что ж это такое! – донесся разраженный крик графини. – Ответьте мне, братец, где вы там, найду ли я в вашем доме уважение?

– Чертовы бабы, опять сцепились! – вздохнул кавалер и посмотрел на Сыча. – Беги на конюшню, скажи, чтобы скорее коней седлали. И Максимилиана с Увальнем найди, с нами поедут.

Глава 38

Кузнец был удивлен и обрадован и от этого поначалу не находил нужных слов.

– Да что ты молчишь-то, балда? – ухмылялся Сыч. – Слышал или не слышал, что тебе господин говорит?

Он в шубе, шапке, на коне верхом, хлыст в руке, сыт – сам почти господин.

– Слышал, слышал, – согласился кузнец, – просто сие неожиданно, в прошлый раз господин мне в просьбе отказал.

– Ну так желаешь ты еще поставить кузню у меня в Эшбахте? – спросил кавалер второй раз.

– Желаю, желаю.

– У нас знаешь сколько лошадей ковать нужно да сколько возов править? Трех работников в помощь не хватит, будешь богаче господина. Это тебе не здешнее захолустье, где и дорога-то никуда не ведет, разве что к Фезенклеверам.

– Знаю, слыхал, работы у вас будет много, так у вас и пристань уже строится, – сказал кузнец.

– Уже построилась, – замечает кавалер, – товары на той неделе уже возить начнут.

– Хочу я у вас кузню поставить, господин, очень хочу.

– Ну раз так… – Сыч склоняется с коня. – Поставишь. Вот только помоги с одним дельцем.

– Конечно, с каким же дельцем?

Волков тоже наклонился к нему и заговорил тихо, так, чтобы, не дай бог, кто еще не услыхал:

– Не могу я понять, что там в замке Баль у барона происходит. Жив барон, не жив – неясно. Как ни приеду, мне ворота не открывают, дядя барона с башни кричит, что барон при смерти, а с врачом поговорить не дает. Да есть ли там врач, непонятно. У тебя-то в замке хорошие знакомцы должны быть. Понимаешь?

– Да нет у меня там хороших знакомцев, – отвечал кузнец, явно разочарованный таким делом. – Барон меня ценит, но вы же знаете, что он болен. А так я лишь с господами рыцарями его знаком да с этим сквалыгой, конюхом барона.

Фриц Ламме, словно старый пес, сразу сделал стойку.

– Сквалыгой, говоришь?

– Мелкий человек. – Кузнец сплюнул. – Мелочности полон, ко всякой пустяковине вечно цепляется, да и скупости неистощимой, одно слово: сквалыга. И сдается мне, он не для господского кошелька старается.

– Вижу, любишь ты его, – засмеялся Сыч.

Кузнец только опять сплюнул.

– Часто видишь его? – спросил Волков.

– Да, почитай, каждую неделю. То лошадь ковать приезжает, то