Шрифт:
Закладка:
Феодора жестом попросила алхимика выключить радио и посмотрела на Помпилио:
– Я совершенно точно знаю, что ваши люди убили Наамара.
– Полагаю, у них были на то причины, – почти равнодушно ответил дер Даген Тур.
– Причина – это ваш приказ?
– Ещё не хватало, чтобы я отвлекался на подобные мелочи, – буркнул Помпилио. – Судя по всему, сенатор Фага не только атаковал цеппель, но и решил взять капитана в заложники. Это привело к тому, что мои люди предприняли необходимые ответные шаги.
– Убили сенатора?
– Они поступили так, как сочли нужным.
– И вы будете их защищать?
– И поддерживать, – кивнул дер Даген Тур. – Так же, как ты защищаешь и поддерживаешь своих людей.
– Стремление Фага осталось без лидера, – вздохнула женщина. – А армия – без главнокомандующего. – Короткая пауза. – Сейчас не лучшее время, чтобы потерять центральное управление.
– Уверен, они что-нибудь придумают, – ответил Помпилио, тоном давая понять, что тема закрыта. И в упор посмотрел на Феодору: – Я никогда и никому не предлагал свою помощь дважды, но хочу чтобы ты ещё раз рассмотрела возможность улететь со мной.
– Клянусь, мессер, я думаю о вашем предложении не переставая.
Теперь она коснулась пальцами живота.
– Но заставляешь себя не думать, – понял дер Даген Тур.
– Заставляю себя не обдумывать, – уточнила Феодора. – Я понимаю, какую честь вы оказываете мне, возвращаясь к этому вопросу, но не могу. Я просто не могу. – Она закусила губу. – Возможно, я делаю неправильный выбор, возможно, я раскаюсь, но я не могу иначе. Я не идеальная, но останусь со своими людьми. – Пауза. – Что же касается вашего предложения, мессер, то… не могли бы вы взять на борт детей?
– Возьму столько, сколько смогу, – твёрдо произнёс Помпилио. – И позабочусь о них.
– Благодарю, мессер. Ваша помощь очень важна.
Мерса отвернулся, снял очки и стал их протирать.
А дер Даген Тур сказал:
– Ты могла украсить любой мир, Феодора, и стать в нём легендой. Но тебе не повезло родиться в том, который умрёт.
* * *
«Не скрою – синьора Феодора меня потрясла.
Она нас обоих потрясла: и меня, и мессера. И не только нас. Чуть позже мессер обронил, что понимает Наамара, готового пойти на что угодно ради спасения такой женщины. И даже будучи отвергнутым, он продолжал за неё волноваться. Любил её.
Я был потрясён ещё по той причине, что знал – окажись я на месте синьоры Феодоры, неизвестно, какой бы сделал выбор. Честно – не знаю. И мне не стыдно в этом признаваться. Да, я не могу представить себя беременным, но, как мне кажется, приблизительно понимаю, что переживают в этот момент женщины. Не в физическом, конечно же, плане, а эмоциональном. Нежная и в то же самое время – неразрывно крепкая связь матери с ещё неродившимся ребёнком, ответственность за него, волнение, всё это должно было – на мой взгляд – заставить синьору Феодору позабыть о долге перед Уло и принять предложение мессера. Но не заставило. Она продемонстрировала высочайшую силу духа и верность принципам. Показала, что значит быть настоящим лидером своего народа.
И когда синьора Феодора покинула террасу, мессер ещё долго пребывал в задумчивости, стоя у балюстрады и скользя невидящим взором по прекрасной панораме Садов. Панораме, которой вскоре предстояло исчезнуть…
Я же находился рядом, как всегда в этом путешествии. При этом я не сомневался, что мессер обратится ко мне, однако его вопрос оказался для меня неожиданным.
«Скажи, что ты думаешь теперь, Мерса?»
«Мне очень горько думать, что я отправлюсь в безопасный мир, оставив Траймонго выживать».
Я не могу передать то странное чувство, которое овладело мною после того, как траймонгорцы покинули Парящий замок… хотя… само чувство появилось значительно раньше, но в тот момент, когда наши несчастные хозяева ушли, оно стало особенно острым. Щемящим. Я понимал, что не в моих силах что-либо изменить, но испытывал гнетущую тоску от того, что смогу избежать катастрофы. А они – нет. Многие из них погибнут, а тех, кому повезёт выжить, ждут тяжелейшие испытания.
Я догадывался, что мессера гложут такие же мысли. Или чувства. И подумал, что окажись траймонгорцы каннибалами, беспощадными убийцами, не знающими ничего, кроме насилия, будь у них какой-нибудь кровавый культ – всё было бы значительно проще, но они… Траймонгорцы оказались обыкновенными людьми, а некоторые из них – необыкновенно сильными людьми, и думать об их гибели, о гибели всего, что они создали, было невыносимо.
«Я знаю, что время лечит и поможет нам пережить эту историю. Я знаю, что буду очень редко её вспоминать – буду сознательно гнать её от себя. Но я не хочу тех чувств, которые будут накатывать на меня при мысли о Траймонго».
Что я мог ответить? Что мне жаль? Глупее фразы в данных обстоятельствах представить сложно. Сначала я хотел поддержать мессера, сказать, что мы ничего не можем сделать, а значит, нет смысла корить себя. Даже рот открыл. Но закрыл, поскольку мне в голову пришла неожиданная мысль. Настолько неожиданная, что я предпочёл не обдумывать её, а сразу высказал – чтобы не прийти к мнению, что она тоже неправильная. В тот момент я действовал по наитию, просто сказал то, что пришло в голову, не зная, чем закончится моё выступление и как мессер к нему отнесётся. Я открыл рот и произнёс: «Мы оказались в Южном Бисере».
Несколько мгновений мессер молча смотрел на меня, не понимая, зачем я напомнил ему о нашем местонахождении, а затем улыбнулся. Впервые за долгое время мессер улыбнулся по-настоящему. Он понял, что я хотел сказать…»
Из дневника Андреаса О. Мерсы alh.d.
* * *
– Для человека с двумя огнестрельными ранениями Аксель держится на удивление бодро, – заметил дер Даген Тур.
– Он ещё и Бабарского ухитрился спасти, – улыбнулся Базза.
– Да, ИХ мне рассказал.
– Он всем рассказал.
Присутствующие в
