И., подписавший список на 170 заключённых, подтвердил, что его составлением занимались сотрудники 1‐го спецотдела по особому указанию руководства. При этом, как отметил Никольский, по ошибке в списке оказались фамилии и тех заключённых, которые на момент его составления в Орловской тюрьме уже не содержались, т. к. к тому времени умерли или были освобождены в связи с пересмотром их дел. Никакими материалами, свидетельствующими об антисоветской деятельности заключенных, как следует из пояснений Никольского, тюремное управление НКВД СССР не располагало (т. 1, л. д. 38–47, 48–53). Спешка была такая, что в список попали не только эти отсутствующие девять человек, но и Б. Г. Ворович, который ещё 28 мая 1941 г. был оправдан пленумом Верховного суда СССР и подлежал освобождению, однако по неизвестным причинам продолжал содержаться в Орловской тюрьме и в сентябре был расстрелян”.

То есть речь идёт обо всех заключённых, без разбора. То есть имели место расстрелы всех заключённых, осуждённых на другие сроки (например, на 15 суток за хулиганство). Этот вывод следует из комментария редакции — все они приговорены к высшей мере наказания (ВМН). В особенности “Б. Г. Ворович, который ещё 28 мая 1941 г. был оправдан Пленумом Верховного суда СССР и подлежал освобождению, однако по неизвестным причинам продолжал содержаться в Орловской тюрьме и в сентябре был расстрелян”.

Неужели была такая спешка? Немецкие войска вошли в Орёл 3 октября, а постановление ГКО было подписано (якобы) 6 сентября. Какая спешка? Ясно, что эти 170 человек можно было эвакуировать в течение 8–9 сентября.

Да даже в “спешке” не будут вносить в список тех, кто уже умер или уже был освобождён (их что, снова поймали, что ли?), или приговорён за мелкие кражи. Или нам предлагают считать работников НКВД, в т. ч. и Л. Берию, идиотами? Скорее всего, “идиотами” редакция “Известий ЦК КПСС” считала читателей.

Более того, эти 161 человек были расстреляны даже без формального пересмотра дел и вынесения нового приговора — высшей меры наказания. Он не был оформлен даже задним числом! При Сталине такое было невозможно: всегда был приговор — не важно, законный он был или нет — но приговор был всегда!

А здесь — уникальный случай: без проведения нового следствия и нового судебного разбирательства убиты! То есть их вывели в во двор — и…

Далее. К постановлению ГКО не приложен список лиц, подлежащих ВМН. Зато этот список есть в постановлении военного прокурора “О прекращении уголовного дела” от 12 апреля 1990 года: “Военный прокурор I отдела Управления Главной военной прокуратуры по реабилитации подполковник юстиции Зыбцев, рассмотрев уголовное дело № 1–89, установил…” Откуда в “реабилитационном” постановлении появился список, если ни в письме Берии, ни в постановлении ГКО его не было? Что это за набор фамилий?

Уверен, что нет и “актов о расстреле”. Как сейчас узнаешь: мол, всё сгорело во время войны (“историкам” средневековья и античности также помогают “пожары” да “наводнения”). А где были захоронены эти люди? Что-то я не помню, чтобы проводилась эксгумация. В “новой России” эксгумации проводились — там, где действительно были расстрелы, например, в Бутово.

Когда же было написано это “постановление”? При Хрущёве? Нет, так как указанные в “списке” лица, в том числе Раковский, Спиридонова, Арнольд и др., были реабилитированы только в 1988–1989‐м годах. Откуда взялись эти фамилии, что в действительности стало с этими людьми — неизвестно.

Как проводила реабилитацию “Комиссия Политбюро ЦК по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями 1930–1940‐х и начала 1950‐х годов” под руководством А. Яковлева? Очень просто. “Известия ЦК КПСС” публиковали справку о деле, а далее примерно такой текст: изучив материалы по делу, “Комиссия” пришла к выводу, что они были фальсифицированы, и считает целесообразным их реабилитировать в партийном и судебном порядке. И всё!

Без сомнения, таких фальшивых “постановлений” о расстрелах в архивах много — они были сделаны и при Хрущёве, и при Горбачёве. Самый яркий пример — “расстрел в Катыне”.

А как на эти открытые судебные процессы реагировал самый главный оппозиционер и троцкист — сам товарищ Троцкий? Судя по его действиям, он подыгрывал Сталину.

В апреле 1937 года по требованию Троцкого была создана “Комиссия по расследованию обвинений, предъявленных Льву Троцкому на московских процесссах” во главе с известным философом и общественным деятелем Джоном Дьюи (США).

Комиссия исследовала материалы процессов и нашла, что все обвинения, выдвигаемые против Троцкого и его сына Льва Седова, фальсифицированы, тем самым оправдав не только их, но и косвенно жертв самих процессов.

10 апреля 1937 года члены этой “Комиссии…” прибыли в Мексику для допроса Троцкого. По соображениям безопасности было решено отказаться от первоначального замысла проводить слушания в большом зале в Мехико. Все 13 заседаний в течение 9 месяцев прошли в “Синем доме”, в котором проживал Троцкий, в предместье Мехико Койоакане.

Слушания проходили в соответствии с американской судебной практикой в форме перекрёстных допросов Троцкого со стороны Дьюи и других членов “Комиссии…”, итоги которых были запротоколированы. Анализировались итоги московских процессов августа 1936‐го (“Московского центра”) и января 1937‐го годов (“Параллельного антисоветского троцкистского центра”).

На процессе присутствовали около пятидесяти человек, в том числе журналисты и фоторепортёры. С целью обеспечения состязательности процесса, Дьюи предложил советскому посольству в Мексике, компартиям Мексики и США прислать своих представителей для участия в процессе. Эти приглашения были проигнорированы.

В последний день слушаний, 17 апреля 1937 года, с заключительным словом выступил Л. Троцкий, ещё раз решительно отвергший обвинения в свой адрес, а заодно и в адрес подсудимых на московских процессах. 20 сентября 1937 года вердикт был подписан. И 12 декабря председатель “Комиссии…” Дьюи на митинге в НьюЙорке, собравшем 2500 человек, огласил вердикт. 14 декабря 1937 года речь Д. Дьюи о решении “Комиссии…” транслировалась из Нью-Йорка по радио.

Вердикт “Комиссии по расследованию обвинений, предъявленных Льву Троцкому на московских процесссах” гласил:

“1. Ведение московских процессов убеждает всякое непредвзятое лицо, что не было сделано никаких попыток для выявления правды. 2. В то время как признания вообще требуют чрезвычайно серьёзного рассмотрения, эти признания заключают в себе такие невероятности, что они убеждают Комиссию, — совершенно независимо от того, каким способом они добыты, — в их несоответствии действительности… <…>

17. Мы находим, что Троцкий всегда, в течение всей своей политической деятельности, был противником индивидуального террора. Комиссия далее находит, что Троцкий никогда не поручал кому бы то ни было из обвиняемых или свидетелей московских процессов убивать кого бы то ни было из его политических противников.

18. Мы находим, что Троцкий никогда не поручал ни обвиняемым, ни свидетелям московских процессов заниматься саботажем, вредительством и