30 августа 1922 г. он писал З.Б. Кацнельсону: «Машины по Москве гоняют так, как будто бы мы богатейший народ с колоссальной промышленностью. Это растрачивается народное достояние. Откуда столько средств на шоферов, резину, бензин? В провинции же колоссальный недостаток средств передвижения. Между тем трамваи у нас ходят отлично, а тех, кто работает без ограничения времени, очень мало, т.е. количество лиц, которые должны пользоваться машинами, ограничено». Он предложил начальнику ЭКУ ГПУ изучить проблему и привлечь к этой работе А.Я. Беленького, П.П. Рубинштейна, Ф.Д. Медведя и других. «Обследованию этому я придаю большое значение»[578].

Дзержинский также предложил в ГПУ заменить автомобильный гужевым транспортом и городским трамвайным движением, «каковое за последнее время вполне налажено». В то время в гараже ГПУ было 9 автомобилей и 3 мотоцикла. Четыре из них были машинами «особого назначения» и подвались только Дзержинскому, Уншлитху, Менжинскому и Ягоде; одна – для обслуживания нужд Оперативного отдела; другая – для СО ГПУ и лично для Самсонова, остальные – «в общей разгон для обслуживания всех отделов ГПУ по нарядам». По одному мотоциклу было закреплено за СО, Оперативным отделом и «в общий разгон»[579].

21 сентября 1922 г. председатель ГПУ распорядился сократить расходы на содержание автотранспорта, «дорого обходящегося ГПУ вследствие отсутствия и истощения запасов технического автоимущества в Республике»[580].

А 9 апреля 1923 г. в записке Уншлихту и остальным членам коллегии ГПУ предложил «упразднить персональные машины, в том числе и мою. Я слышал, что у нас 11 персон. машин. Если есть одна персональная, то будет всегда и больше. Надо упразднить это, а пользование машинами сократить максимально, заменяя, где возможно, лошадьми. Прошу обсудить и принять меры… Наше [Республики] финансовое положение катастрофично, и надо проявить скупость во всем. Мелочи в совокупности вырастают в колоссальные цифры»[581].

Председатель ВЧК потребовал установить жесткий контроль над расходованием средств и на агентурную работу. Из отчетов соответствующих отделов и управлений видно, что они зачастую тратились неэкономно и не по назначению. На содержании находилась масса секретных сотрудников, которые далеко не соответствовали своему назначению и состояли в ГПУ только потому, что полагалось по штату. Сплошь и рядом утверждались счета на нецелесообразные, иногда даже фиктивные расходы, на наем секретных квартир и другие.

15 августа 1922 г. он отметил, что «такое бесконтрольное отношение к делу имеет два недопустимых для органов ГПУ явления: во-первых, преступное разбазаривание народных денег; во-вторых, разлагает секретных сотрудников и тех, кто им отпускает таким порядком народные средства. Поэтому приказал:

– во-первых, немедленно проверить всех секретных сотрудников, для чего образовать специальные комиссии в составе зам. начальника губотдела и начальника секретной части; оставить только тех, которые действительно дают серьезные сведения и пригодны к работе, остальных немедленно уволить;

– во-вторых, осторожно отнестись к расходам на угощения, посещение трактиров и тому под., каждый раз, серьезно проверяя, какие были последствия этих расходов. Сотрудников, у которых выявится тенденция к постоянным посещениям трактиров, кафе и к угощениям, взять под серьезное наблюдение и в случаях их испорченности немедленно уволить;

– в-третьих, начальникам лично установить строгий контроль над выдачей секретных сумм и ограничить израсходование таковых до минимума;

– в-четвертых, после проверки секретных сотрудников новых принимать после серьезной проверки их на работе, предварительно зачислив их временно или оплачивая по отдельным заданиям; в-пятых, всяческие вознаграждения выдавать в минимальной сумме.

За исполнение данного приказа вся ответственность была возложена персонально на начальников губотделов и секретных отделений»[582].

В этот же день в разговоре с председателем Моссовета Л.Б. Каменевым Ф.Э. Дзержинский предложил упразднить Московский губернский отдел, образовав московские отделы в отделах и управлениях ГПУ и сократив губернские аппараты. Каменев одобрил этот план – «усилить у нас центр отборными людьми, ослабить и уменьшить наши губерн. аппараты, заставить все наши органы вести баланс, что они дают и берут у Республики». На следующий день председатель ГПУ писал Ягоде: «… Необходимо поручить всем отделам нашим разработать план осуществления этого проекта в кратчайший срок. Определите его и сообщите мне»[583].

Когда наши современники говорят о нравственном авторитете Ф.Э. Дзержинского, то они напоминают его слова: «Мы – коммунисты, должны жить так, чтобы широчайшие массы трудящихся видели, что мы не дорвавшаяся к власти ради личных интересов каста, не новая аристократия, а слуги народа»[584]. В стране, где народ голодал и нищенствовал, остро ощущалась нехватка продуктов и товаров, а на счету у государства была каждая копейка, он считал непозволительной роскошью затраты на обслуживание нарождавшейся советской номенклатуры.

Сегодня мы слышим много аналогичных слов от «слуг народа»: депутатов, губернаторов, лидеров различных политических партий в нашем «социальном государстве». Но зачастую это слова, не подтвержденные делами.

При обращении к образам Ф.Э. Дзержинского и Ю.В. Андропова – наиболее авторитетным руководителям ведомства безопасности, мы видим многое, что их объединяет. Оба были государственниками; оба общественные интересы всегда ставили выше личных; никто не мог упрекнуть их в использовании власти для личного обогащения или извлечения каких-либо выгод. Ф.Э. Дзержинский, введя строгую отчетность за расходованием бюджетных средств, переживал за каждую народную копейку, приход Ю.В. Андропова к власти «положил конец не только обильным пиршествам в Кремле, набегам разного рода руководителей высокого ранга на охотничьи угодья и заповедники по всей стране, подаркам начальству в десятки и сотни тысяч рублей… Были напуганы и владельцы роскошных дач…».

И во всем этом был высокий нравственный смысл. Сегодня большая часть государственных предприятий перешла в частные руки, но жизнь для рядового россиянина, будь-то рабочий, крестьянин, ученый, служащий, не стала лучше. Несмотря на некоторые перемены в обществе за последние годы, все же ведущей и главной силой в стране остается чиновничество и крайне небольшой слой «олигархов», которые очень слабо связаны с тем, что принято называть реальным производством или национальным капиталом. «Наблюдая, как растут подобно грибам роскошные виллы и настоящие дворцы, принадлежащие не только банкирам, но также главным бухгалтерам, таможенным начальникам и спиртовым королям, недавним директорам совхозов и мясокомбинатов, овощных баз и рынков, руководителям пенсионных фондов и налоговых ведомств, генералам обнищавшей армии, главам спортивных федераций и главарям криминальных группировок, даже начальникам статистических управлений, самый обычный российский обыватель начинает нередко вспоминать о временах Андропова не с осуждением, а с ностальгией»[585].

Раньше коррупционерам давали взятки миллионами, теперь – миллиардами. На глазах правоохранительных органов, в том числе и спецслужб, воруют, СМИ открыто их называют, приводят конкретные факты (что стало бы немедленно началом разбирательства не только в ВЧК – ОГПУ), но в большинстве