шагу из дома не ступит.

Клер соскользнула с лошади. Ей больше не хотелось врать.

— Фредерик, выслушайте меня! Я за вас не выйду. Это идиотская сделка — та, что мы с вами заключили. Любовь не продается. Вы не будете со мной счастливы!

Девушка успела позабыть, с каким раздражительным, вспыльчивым человеком имеет дело. С перекошенным от гнева лицом он встал перед нею:

— Нет уж, дудки! Мадемуазель Руа, я уже лишился кругленькой суммы и мельницы с прилегающим к ней участком, и все ради ваших красивых глаз! Я подарил вам очень дорогое кольцо. Я с нетерпением ждал лета и нашей свадьбы. Потратил кучу денег, украшая усадьбу. И этот конь — я хотел вам его подарить. Не пытайтесь меня одурачить, Клер! Я вас хочу! Проклятье, что вы теряете? Кузину, которая, похоже, живет за ваш счет, потому что ее муж разорился? Об этом судачит весь Ангулем. Старый дом без особых удобств? Сами подумайте!

Фредерик обнял ее за талию, коснулся ее щеки своими холодными губами. Клер напряглась, но вырываться не стала. Он сам разжал руки и заявил безапелляционно:

— Клер, минуту назад вы умоляли спасти вашего полуволка! Предлагаю обмен: если мы поженимся до Пасхи, я сейчас вскакиваю в седло, увожу своих людей, и пусть эти чертовы волки перережут всю деревню! А вечером, не взяв с собой оружия, поеду искать вашего пса. Если повезет, я вам его верну, живым!

Преданность, составлявшая основу характера Клер, продиктовала ответ, каждому слову которого она сама удивлялась:

— Я стану вашей женой, — сказала она. — Еще до Вербного воскресенья, если пожелаете. Но вы должны знать, что моя кузина только и ждет нашей свадьбы! Наверняка Бертий думает, что я смогу распоряжаться вашими деньгами. Она измучила меня своим упрямством. А мой маленький брат? Без меня он не получит ни хорошей еды, ни хорошего ухода. Папа его не любит.

Обрадованный таким легким согласием, Фредерик повеселел. Отвязывая коня, он быстро ответил:

— К дьяволу меркантильность! Я дам вам доступ к своим деньгам в банке, к тому же у вас будут и личные доходы. Дадите Бертий то, что она хочет! А что до маленького Матье, пусть первые несколько лет поживет в Понриане. Я найму ему кормилицу. Позднее мы поместим его в один из лучших пансионов города.

Он уже был в седле. Провожаемый взглядом Клер, Фредерик пришпорил коня и галопом унесся в лес. Она не ждала от него такой щедрости, а перспектива забрать маленького брата с собой в поместье окончательно ее утешила.

— Прости меня, Жан! — прошептала девушка, зарываясь лицом в шелковистую гриву лошади.

И, не сходя с места, поклялась больше никогда не произносить имени своей утраченной любви.

* * *

Пюимуайен, 15 марта 1898 года

Клер с Фредериком выходили из церкви. Местные девушки, выстроившись цепочкой по обе стороны дорожки, осыпали молодоженов зернышками риса и бумажными цветами. На ветвях деревьев только-только разворачивались свежие, ярко-зеленые листья. Солнце тоже почтило молодых своим присутствием, равно как и самый цвет ангумуазской буржуазии.

— Вы такая красивая! — шепнул молодой супруг. — Ну же, улыбнитесь! Я заказал фотографа!

Новобрачная тихонько вздохнула. Она мысленно повторяла, сама себе не веря, что только что поклялась Фредерику, перед Богом и людьми, в верности — до конца своих дней. Золотое обручальное кольцо со сверкающим бриллиантом было тому подтверждением. Колен Руа, в новом костюме, повел ее к алтарю. Идя под руку с отцом, Клер боялась, что потеряет сознание. Не слабость и не волнение отнимали у нее силы, но чувство, что она продается ради блага всей своей семьи. Она бережно хранила в своем сердце и в теле счастье, подаренное ей Жаном. Неотвратимым следствием этого поспешного брака — и счет тут шел на часы! — станет ночь, когда придется лечь в постель с мужем, к которому она не испытывала ничего, кроме искренней благодарности.

Хозяин Понриана сдержал слово: волчья кровь не пролилась, и как-то поутру, когда уже таял снег, напитывая еще холодную землю влагой, Соважон вернулся на мельницу с дикими огоньками в глазах, разодранным ухом и ввалившимися боками.

Свадебный кортеж направился к деревенскому парку, соседствовавшему с центральной площадью, где обычно проходили ярмарки, и рынком. Там, под липой, мужчина в одной рубашке и жилете как раз размещал свой фотоаппарат. Треногу он уже установил и теперь отряхивал черную занавеску, за которой ему предстояло укрыться, чтобы увековечить молодоженов и гостей, которых, по его мнению, было слишком много. Клер задержала взгляд на этом незнакомце, казавшемся таким свободным и безмятежным. Ее не интересовали ни его имя, ни качество будущих фотографий. Главное — как он работал: насвистывая, поправляя волосы, которые трепал ветер. Клер ему от души завидовала.

«Надо же быть такой дурой! — сказала она себе. — Мне тоже случалось напевать, развешивая белье, даже после смерти Жана. Так и у этого фотографа в жизни, быть может, полно забот и несчастий…»

— Клер, о чем вы задумались? — спросил Фредерик.

— Так, о всякой чепухе, — отвечала новобрачная. — Нам повезло: такая чудесная погода!

Он же решил, что ее страшит необходимость исполнения супружеского долга в постели, и чуть ли не умилился. Пообещал себе быть деликатным и терпеливым. Детская радость освещала его черты. Молодые дамы в элегантных платьях, сопровождавшие молодых, сошлись во мнении, что никогда еще Фредерик Жиро не выглядел таким неотразимым красавцем, как в день своей свадьбы.

Подружка невесты и дальняя родственница мсье Жиро (так ее представили гостям), Бертий привлекала взгляды всех мужчин. Ее платье из шелка-грежа, декорированное кружевами и жемчугом, как сама она призналась, было роскошнее, чем ее свадебное. Белокурые волосы, заплетенные в косы и уложенные в замысловатую прическу, придавали ей сходство со скандинавской королевой. Гийом, в сером костюме, горделиво выпячивал грудь, толкая ее кресло на колесах. Создавалось впечатление, что он везет трон из чистого золота.

Что до Аделаиды де Риан, тетки Фредерика со стороны матери, она опиралась на трость слоновой кости с медным набалдашником. Пожилая дама пожелала непременно присутствовать на церемонии венчания, однако ее уже поджидал фиакр. Банкет не входил в ее планы. Когда гостей стали расставлять для фотографирования, она сказала Клер:

— Мой внучатый племянник вас любит! И я его понимаю: вы мне нравитесь! Надеюсь, вы с ним вскорости навестите меня в Ангулеме. Фредерик не счел нужным вас об этом осведомить, но я желаю вас видеть как можно скорее!

Клер сразу почувствовала симпатию к этой даме со звучным голосом и великосветскими, повелительными манерами.

— С удовольствием, мадам! Я уже два года не