— Падре, они все стали такими одинаковыми…

Зато перед самым отъездом он неожиданно вспомнил о действительно важном:

— Разве нам не нужно оставить здесь записку с предупреждением о пещернике?

Толковое предложение. Конечно, соответствующую информацию на турецком посту я сразу вывалю, ещё и фото покажу, но с запиской оно будет надёжней. Екатерина быстро написала предупреждение с указанием расстояния от Медвежьего ручья, и передала листок мне.

— А где автограф? — возмутился я. — Предлагаю подписать так: «Орнитологическая группа КГБ СССР», мы тоже прикалываться умеем. Дай ручку!

— Йес! Кей Джи Би! — с восторгом воскликнул Дино.

— Вы совсем сдурели⁈ Чтобы нас потом допрашивали с полиграфом⁈ Дай записку!

Катрин размашисто поставила свою подпись с расшифровкой, и Дино опять полез на столб.

Здесь очень хорошая трасса, во всяком случае, после «дубовой грунтовки». Я придавил педаль газа, с удовлетворением ощущая, как разгоняется «Нива» с полупустым прицепом, и погнал её дальше. Скорость движения на какое-то время резко возросла. Уже через десять минут убедившись, что полотно более-менее ровное, а хрустящих сучков и кочек под колесами пока что нет, я осмелел настолько, что уверенно держал на спидометре 40 км/час.

— Протяжённость таёжного участка шестьдесят два километра, — сообщила Селезнёва, уставшая сидеть позади и перебравшаяся, пока всё спокойно, на штурманское место. Дино тут же воспользовался ситуацией и растянулся на заднем сиденье, сложив косуху под голову. Вот же возраст, спать могут где угодно.

— Примерно через полтора часа окажемся на равнине, — прикинул я.

— А пошустрей нельзя? Темнеет здесь быстро.

— Как дорога позволит…

Тем временем погода начала меняться, на небе появились тучи, через которые солнце пробивалось всё реже и реже. Сумрачно. Просека узкая, сосны высоченные, подлеска больше.

Атмосфера становилась всё более разбойная и потусторонняя одновременно. Появились высокие густые ели и пихты. Две стены деревьев словно начали постепенно обжимать узкую жёлтую дорогу, наступать на неё своим тревожным мраком, пугать путников безнадёжной чёрной перспективой вдали, выдавливая их назад, заставляя вернуться и не соваться сюда впредь.

— Теперь я знаю, что такое темнохвойная тайга.

— Она же черновая, ага, — охотно поделился я. Действительно, темно стало. — В такой много елей, пихты и кедра, ну, кедровой сосны. Можжевельник, немного берёзы, где её нет…

— Ты видел⁈ Нет, ты это видел?

— Что там? — насторожился я, быстро оглянувшись назад.

— Показалось? Ох… Что-то мне, Максим, не по себе стало, — призналась Екатерина. — Мерещится, что за стволами стоят какие-то размытые фигуры, сначала застывшие, а затем они начинают двигаться от дерева к дереву.

— Таковы уж эти странные игры света и тени… — глубокомысленную фразу я произнёс только потому, что она мне в своё время очень понравилась. Ими всё можно объяснить, любую хрень, ради которой лень открывать нормальные учебники.

— Это что, мы-то на машине… А представь, что идём через этот лес пешком? Ка-ак хрустнет что-то! Да так громко, словно выстрел грянул, тогда вообще жуть!

— Бр-р… — поёжилась Екатерина.

Начало казаться, что света в природном туннеле стало недостаточно. Или не казаться? В конце концов, мне пришлось включить ближний свет.

Ещё недавно серое, даже белесоватое предвечернее небо над естественным тоннелем стало быстро меркнуть, темнеть, будто покрываясь чёрными кляксами, Непролазный высокий ельник, подступающий к дороге слева и справа, словно как-то напрягся, завидев нас… Лес наклонился к дороге, насупился, по вершинам пролетел лёгкий ветерок. Только дождя с громом и молниями и не хватало.

— Самая разбойничья погода, между прочим, — доверительно поведал я спутнице, решив развлечь, поддержать спутников. — Именно в такую мерзкую погоду енисейских золотоискателей и грабили налётом из засад! Специально выбирали момент! Дух у путников падает.

— Надеюсь, у тебя не упадёт? — ехидно спросила Катя. — И вообще, откуда ты это знаешь? Про погоду.

— В краеведческом музее читал… Лес просматривается хуже. Считается, что звуки и становятся более глухими, особенно если туман ляжет… Вот так и выжидали. Затаятся варнаки беглые у тропы на подъёме, где лошади не могут быстро тянуть повозки, и ждут под сукном. А огольцы в обозе, что суровым промышленником с прииска золотишко охранять поставлены, знай, с возчиками болтают о всякой ерунде, вместо того, чтобы по сторонам смотреть… Тут-то на них из кустов ка-ак прыгнут живорезы с кистенями да ножиками! Ещё и стрельнут из пистоля! Хоп! И нет обоза.

Минут семь ехали молча, а потом Екатерина с хмурым видом спросила:

— Ты меня пугаешь?

— Господи, ну зачем? Да и что нас напугает, Екатерина Матвеевна, мы уже стреляная команда! — отмазался я. — Педаль в пол, и ушли самолётиком!

— Ну-ну.

— Вообще-то, старина Касвелл говорил, что плохие парни на лесном участке Дикой дороги ещё не были замечены, Кэт. Здесь ведь только австралийские конвои проходят да турки с контрабандой.

— Что вы гадаете? Турки — главные дорожные грабители! Больше некому, — неожиданно раздался за спиной голос проснувшегося Бернадино.

Катя вздрогнула и обернулась.

— Фу, ты! Решили вдвоём меня напугать до смерти? Выспался?

— Наверное… Это вы их не знаете! А я знаком с турками из Германии. Они не гангстеры, конечно, но когда их много, могут ограбить.

— Прямо все турки? Ну-ну. Видишь, Катя, вот и ценные консультанты подтянулись! — подмигнул я Селезнёвой.

— Мне в туалет надо.

— Сильно?

Но после моей язвительной реплики adottato замолчал, как устрица.

Что ж, придётся останавливаться, надо местечко поспокойнее присмотреть. У детей вечно так: то пить, то писать.

Ого! Лес остался позади, впереди простиралось бескрайняя гладь равнины. Где-то виднелись невысокие пологие холмы, ближе можно было различить группы деревьев и кривые шрамы оврагов. Надо отсюда всё рассмотреть, подъедем ближе, и горизонт приблизится.

— Это прерия или саванна? — спросил парень, опуская бинокль.

— Степь, конечно! — уверенно заявила Екатерина Матвеевна. — Я такое видела в Казахстане.

— Да кто ж его разберёт… — неопределённо ответил я. — В Евразии они так и называются, степи. В Северной Америке скажут: прерии, в Южной Америке — пампасы, в Австралии такие равнины вообще не имеют устоявшегося названия… Пока нет официальных географических карт, всегда сталкиваешься с мешаниной терминов. Что на Зусулке, что на Пакистанке или за Волгой люди называют их, как им заблагорассудится.

С небес начало покапывать, температура немного понизилась, но этого хватило, чтобы стало зябко. Избаловала