Я сама не знаю, о чем я думала! Только наверное не об А. Скорее всего я думала о Риме, о нашем мрачном балконе, о дожде, об Антонелли, который как-то раз вечером убежал с концерта, спасаясь от моих придирок. Впрочем, нет, и не об этом я думала, потому что я не любила бы, если бы была любима. Так о чем же я думала? Нет, г-н де Ламартин! Нехорошо сочинять такие книги, как «Жоселэн». От чтения этих чудесно описанных душевных страданий у некоторых честных людей глаза наполняются слезами, а сердца обливаются кровью, хотя самому г-ну Ламартину, быть может, все это и ничего не стоило…

Розали встретила сегодня вечером курьера прусского короля. Этот курьер часто приносил нам весточки и букеты от графа Денгофа. Розали говорила с ним о графе Денгофе и о г-не де Л. Об обоих шла молва, будто они умирают от любви ко мне, и прислуга спорила насчет того, у кого из них больше шансов.

15 июля

Вчера я начала рисовать. Моя мастерская готова.

Мы пошли на «Маделэн», чтобы видеть наших львиц-щеголих, но в этом отношении я была обманута. Я надела белое бумажное платье, стянутое в талии египетским поясом, белые кожаные ботинки, тонкую соломенную шляпу с белым креповым шарфом. В руках у меня был букет ландышей и большой белый, очень плоский зонтик. Проще и выдумать трудно.

А выставка! Но не будем преждевременно мучить себя.

Целый день я рассматривала чудеса античных высокохудожественных вышивок. Я видела платья – настоящие буколические или рыцарские поэмы! Я видела образцы роскоши и великолепия, каких и не подозревала. И это была роскошь настоящего beau monde’a, а не полусвета.

Да, все это прекрасно, но мне оно теперь ни к чему не послужит.

Как только нам понравится какой-нибудь наш поступок, мы тотчас же говорим: я буду это делать всегда!

Говорят: я буду всегда это любить, потому что надеюсь, что это всегда будет доставлять мне удовольствие. Но как только является что-нибудь другое, что кажется нам более желанным, – все прежнее исчезает: и желание, и обещания, и клятвы…

Я боюсь этих ужасных парадоксов. Но, быть может, это не парадоксы, а величие истины? Кто знает?

15 июля

Я скучаю до такой степени, что мне хочется умереть. Я скучаю так, что мне кажется, ничто в мире не может ни развлечь меня, ни заинтересовать. Я ничего не желаю, ничего мне не нужно! Впрочем, я хотела бы утратить чувство стыда при мысли о возможности полного уподобления животному. Хотелось бы ничего не делать, не думать, жить, как растение, без угрызений совести.

Чтение, рисование, музыка – тоска, тоска, тоска! Вне этих занятий и развлечений надо иметь что-нибудь живое, а я скучаю. Я скучаю не потому, что я взрослая девушка, которой пора замуж, – нет, вы оказали бы мне слишком много чести, думая так. Я скучаю, потому что жизнь моя сложилась не так, как следует, и потому, что я скучаю!

Париж убивает меня! Это сущий кафе-ресторан, хорошая гостиница, базар. Надо надеяться, что с наступлением зимы, оперы, гуляний я примирюсь с ним.

18 июля

Одно только слово «Италия» приводит меня в такой трепет, как никакое другое имя, ничье присутствие. О! Когда же я туда поеду!

Мне было бы досадно, если бы мои восклицания приняли за аффектацию.

Не знаю, почему мне кажется, что мне не верят, и тогда я уверяю, я клянусь, а это и неприятно, и глупо.

Видите ли, я хочу перемениться, хочу писать очень просто, и я боюсь, чтобы, сравнивая все это с моими прошлыми восторгами, меня не перестали понимать.

Но послушайте: с Неаполя, т. е. со времени моего отъезда в Россию, я уже старалась исправиться, и мне кажется, мне это до некоторой степени удается.

Я хочу говорить обо всем совершенно просто, и если я употребляю несколько образных выражений, то не для того, чтобы украсить речь, – о, нет! Для того, чтобы высказать наиболее совершенным образом путаницу моих мыслей.

Меня раздражает, что я не могу написать несколько слов, которые заставили бы заплакать! Мне так хотелось бы заставить других почувствовать, что я чувствую! Я плачу, и я говорю, что я плачу. Но я хотела бы не этого, я хотела бы все это рассказать… словом, растрогать!

Это придет, и придет не без усилий с моей стороны, но этого нечего добиваться.

Время летит с ужасающей быстротой! Я в отчаянии, глядя на себя!

Почему я любила только себя?

Если бы я в жизни нашла какую-нибудь искреннюю привязанность, я забыла бы о себе.

К счастью, мне это счастье не было дано. Я принадлежу только себе одной, и теперь, глядя на себя, я прихожу в отчаяние.

Я пережила всякого рода разочарования: я боролась, плакала, приходила в отчаяние. И знаете, что со мной сталось, во что я превратилась? Знаете ли вы всю глубину моего несчастья? Понимаете ли вы, до какой степени я чувствую себя погибшей?

Так знайте же – я смирилась!!! Может ли быть что-нибудь лучше этого?..

Французы уверены, что они обладают своей школой живописи, своей школой пения.

Но все, что они знают, они приобрели у итальянцев. Все они поэтому и стремятся в Италию. Самый бедный, самый несчастный француз делает все, чтобы накопить немного денег и побывать в Италии. Господи, как глупо рассказывать о том, что всем давным-давно известно!

Мы были у доктора Фовеля. Я осведомилась у него, можно ли мне будет начать заниматься через два месяца. Он ответил:

– Да, но вы должны быть очень осторожны. Что касается учителя, то я советую вам выбрать итальянца. Что бы там ни говорили теперь, а итальянцы – лучшие учителя в мире.

26 июля

Сегодня я рисовала целый день; чтобы дать отдохнуть глазам, я играла на мандолине, потом снова рисование, потом фортепьяно. Ничто не может сравниться с искусством, каким бы то ни было, как при начале, так и в момент его высшего развития.

Все забывается, думаешь только о том, что делаешь, смотришь на эти контуры, на эти тени с уважением, с умилением, создаешь, чувствуешь себя почти великим.

Я боюсь испортить себе глаза и уже три дня не читаю по вечерам. Последнее время я стала видеть неясно на расстоянии от кареты до тротуара, а это очень близко.

Это меня беспокоит. Если, потеряв голос, я принуждена буду бросить чтение и рисование! Тогда я не стану жаловаться, так как это значило