десять лет; еще двадцать лет потребовалось, чтобы построить саму пирамиду. Сначала сооружение была построена ярусами, в виде ступеней, а затем ярусы были снабжены сверху донизу огромными отделочными камнями, поднятыми и поставленными на место рядом хитроумных рычагов, затем вся поверхность была отполирована до яркого блеска.

— Хеопс похоронен внутри? — спросил я.

— Геродот утверждает, что Хеопс был похоронен в камере глубоко под пирамидой, что-то вроде подземного острова, окруженного водой, протекающей под землей из Нила.

Пока я пытался представить себе такую причудливую погребальную комнату, Кемса громко откашлялся. — На самом деле, — сказал он, — камни на пирамиду не поднимали с помощью кранов или рычагов, а насыпали огромные земляные валы, специально для этой цели.

— Бред какой-то! — сказал Антипатр. — Такие насыпи должны были быть огромными, больше по объему, чем сама пирамида. Если даже когда-то и были сооружены такие массивные земляные валы, почему мы не видим их остатков? — Действительно, на плато нигде не было видно никаких огромных насыпей земли. Кое где были невысокие песчаные дюны, в том числе самая большая рядом с храмами, мимо которых мы прошли, но даже эта насыпь была крохотной по сравнению с Великой пирамидой.

— Те, кто построил насыпи, сразу же избавились от них, когда они выполнили свою роль, — сказал проводник. — Землю перевезли в Нил, который унес ее вниз по течению, в результате чего образовались многочисленные острова Дельты. А раз уж вы спрашиваете, похоронен ли внутри Хеопс, юный римлянин, то я вам скажу, что нет. Фараон так жестоко обращался со своим народом, когда заставлял их строить эту огромную гробницу, что, когда он умер, они отказались помещать его в пирамиду и похоронили в другом месте. Так что, пирамида пуста.

— Откуда ты мог знать такое? — сказал Антипатр.

Наш проводник улыбнулся: — Разве я не говорил вам, что я, Кемса, самый лучший из всех проводников? Я знаю то, чего не знают другие. Следуйте за мной.

Кемса повел нас обратно к южной стороне пирамиды, где он подал знак, остановивший всех трех верблюдов. Я долго бы так сидел, глазея на пирамиду, если бы мой верблюд не согнул колени и не рухнул вперед, явно желая избавиться от меня. Когда зверюга повернула голову и приготовилось плюнуть, я поспешно ступил на землю. Антипатр поступил точно так же, хотя и с большим достоинством.

— Пойдемте внутрь? — сказал наш проводник.

— А разве такое возможно? — Глаза Антипатра расширились.

— С таким проводником как Кемса все возможно. Следуйте за мной!

Должно быть, когда-то поверхность пирамиды была гладкой, как стекло, взобраться на нее было невозможно, но время стерло камни и сделало их изъеденными, что позволило нам вскарабкаться наверх, пригибаясь и ища опору среди крошечных трещин. Я беспокоился, что Антипатру это покажется слишком утомительным, как это было раньше во время нашего путешествия, но мой старый наставник проявил удивительную ловкость и выносливость для человека его лет. Антипатр жаловался на то, что ему приходилось подниматься по нескольким ступенькам в нашу комнату в гостинице, но ничто не могло помешать ему взобраться на пирамиду!

Примерно на двух третях пути к вершине Кемса показал нам место, где плоскую каменную плиту могла вращаться на оси. Потайной дверной проем был так искусно подогнан, что был практически невидим. Мы с Антипатром никогда бы не нашли его сами.

— Удивительно! Геродот не упоминает о входе в Великую пирамиду, — сказал Антипатр.

— Нет? — спросил Кемса. — Это потому, что у этого вашего Геродота не было проводника, вроде меня. Берегите голову!

Кемса придержал дверь, пока мы с Антипатром вошли внутрь. Придерживая дверь плечом, Кемса достал три факела, по одному на каждого из нас, и зажег их кремнем. Как только факелы зажглись, он позволил двери закрыться.

Узкая шахта с крутым наклоном перед нами погружалась в кромешную тьму. Я с некоторым облегчением отметил, что там была веревка, с помощью которой можно было облегчить спуск.

— Хотите продолжить? — спросил Кемса.

Антипатр выглядел бледным в свете костра. Он тяжело сглотнул: — Я зашел так далеко не для того, чтобы упустить возможность, которую упустил даже Геродот. — В одной руке он держал факел, а другой сжимал веревку. — Веди нас!

Наш проводник пошел первым. Антипатр и я последовали за ним.

— Но если на дне нет захоронения, то что там смотреть?  — спросил я.  Хотя я говорил тихо, мой голос эхом разносился по шахте.

— Чтобы узнать это, вы должны это сами увидеть, — сказал Кемса.

Мне вдруг стало не по себе. Что, если пирамида в конце концов была гробницей не для царей, а для обычных дураков вроде меня, которых сюда привели на смерть и подстерегли египетские бандиты, выдававшие себя за проводников? Будет ли внизу камера, полная скелетов, к которым скоро добавится и мой собственный? Какая ирония судьбы, если Великая пирамида окажется местом упокоения не Хеопса, а Гордиана Римлянина.

Я успокаивал себе, что бояться нечего; меня нервировали только темнота, странное эхо и тесное пространство спускающейся шахты. Сжимая наши факелы и веревку, мы продолжили наш медленный, медленный спуск

Наконец, поверхность стала ровной. Пройдя через короткий коридор, мы вошли в помещение значительных размеров. В мерцающем свете факела я различил плоскую крышу примерно в двадцати футах над нашими головами. Стены, казалось, были сделаны из цельного гранита, прекрасно подогнанного и отполированного, но без каких-либо украшений. Комната была пуста, если не считать массивного саркофага, высеченного из цельного гранитного блока. У саркофага не было крышки. На его поверхности не было ни украшений, ни резьбы.

— Может ли это быть саркофагом великого Хеопса?  — прошептал я. Внутри такого сказочного памятника я ожидал увидеть великолепную погребальную камеру.

— Да, это погребальная камера, а это -  саркофаг, — сказал Кемса. — Но, как я уже говорил, Хеопса в нем нет. Идите и сами посмотрите.

Мы с Антипатром подошли к саркофагу и заглянули внутрь. Мой старый наставник ахнул. Я сделал то же самое.

Кемса, который, казалось, знал о пирамиде все, ошибся насчет саркофага. Он не был пуст; в нем лежало тело. Для фараона он был одет очень просто, не в царские одежды, а в длинную белую мантию и простой головной убор - немес, мало чем отличавшийся от моей одежды. Скрещенные на груди руки и чисто выбритое лицо принадлежали мужчине