— Кто моего плова отведает, на твой и смотреть не захочет, — проворчал тот.

— Еще бы! — с серьезным видом признал. Курбанли. — Ты у нас по всем делам специалист, я просто чудом считаю, что. не твоя бригада вышла в прошлом году на первое место.

— Осенью посмотрим, кому из нас достанется первенство.

— Да уж, два коня скачут, один обязательно отстанет, — хитро улыбнулся Курбанли.

— Ты сейчас хоть от меня отстань! — повысил голос Кюле. — Мне не до шуток.

— Извини меня, дорогой, я совсем забыл, что ты занят таким важным делом.

Кюле бросил на соседа негодующий взгляд и повернулся к нему спиной.

А тем временем Нурберды-ага и Акмамед встречали гостей.

Пожилых отводили на веранду, молодых усаживали за стол, где распоряжались Овез и Вюши.

Вот появилась во дворе красивая молодая пара. Все восхищались ею, только Кюле бросил кепкир и, не говоря ни слова, ушел. Это была его дочь со своим мужем. Хошгельды выбежал за Кюле на улицу. Покген тоже не усидел на месте.

— Не уговаривайте меня, — волновался Кюле. — Видеть ее не хочу…

— Да ты хоть меня не обижай, — говорил Покген, — не порти нам праздник и не ставь себя в глупое положение. У тебя было достаточно примеров, чтобы убедиться, насколько ты не прав. Еще недавно все мы так рассуждали, да время нас переучило. — Иди к гостям, дорогой, — посмотрел он на Хошгельды, — мы тут сами договоримся. Так вот, Кюле, не смеем мы мешать счастью наших детей, — с этими словами Покген повёл уже вяло сопротивлявшегося Кюле на веранду.

А Бахар и Хошгельды уговорили Гозель и Амана подойти к отцу и помириться с ним. И не было, казалось, на свете человека счастливее, чем жена Кюле. Наконец-то и в ее семье настал мир.

Уже разливались вина по стаканам, когда пришла Надежда Сергеевна в сопровождении Ягмыра. Не обманули Бахар и ее подруги — Наташа и Ирина. Обе приехали сегодня из Ашхабада.

Шумно и весело было за столом у молодежи. То и дело кто-нибудь из стариков спускался с веранды и подходил сюда, чтобы послушать песню, а может быть, и просто полюбоваться на молодых людей.

Первым появился у стола Ата Питик. Он подошел прямо к Надежде Сергеевне и, ни слова не говоря, оскалил зубы. Белые, даже очень белые, ровные, пожалуй, даже чересчур ровные, — вот за что он благодарен докторше. Ведь это она два раза возила его в город, а сколько перед этим уговаривала, мол, сразу молодым станет! Теперь у него зубов как раз столько, сколько было в те далекие времена, когда Ата еще не звали Питиком.

Надежда Сергеевна поднялась и пожала руку старику. Наконец он закрыл рот и, немного помолчав, быстро заговорил. Ягмыр перевел Надежде Сергеевне: Ата-ага благодарит ее за внимание и заботу о старом человеке. Он теперь не только дыню может есть, а и косточку от урюка разгрызает не хуже своего внука.

Еще раз продемонстрировав два ряда ослепительно белых зубов, счастливый старик отправился на веранду. Потом приблизился к столу Чары-ага. Он встал позади новобрачных и обнял их обоих за плечи. Все притихли, понимая, что Чары-ага хочет что-то сказать.

— У туркмен, — заговорил он по-русски, — все имена выражают определенное понятие. И вот, я хочу, чтобы наши русские гости узнали, как прекрасно звучит по-туркменски сочетание двух имен виновников сегодняшнего торжества. Хошгельды и Бахар значит: добро пожаловать, весна! Так пусть весь жизненный путь наших дорогих новобрачных будет так же прекрасен, как туркменская весна.

— Я и не знал, Чары, что ты поэт, — сказал Ягмыр.

— Вы очень красиво сказали, Чары Байрамович! — воскликнула Ирина.

— Рад, что вы меня поняли, — приложив руку к сердцу, поклонился Чары.

— Я предлагаю тост, — поднялся Ягмыр, — за то, чтобы все наши братские народы всегда друг друга понимали. За дружбу народов!

— А теперь давайте музыку послушаем, — раздались девичьи голоса.

— Музыку! Музыку! — подхватили остальные.

— Сейчас включу радио, — вскочил Овез и побежал на веранду.

Транслировалась известная опера. "Лейли и Меджнун".

— Ой, это такая грустная музыка, — сказала Наташа, — она совсем не подходит к сегодняшнему торжеству.

— А мне нравится, — сказала Бахар. — Вот послушай, сейчас Меджнун споет последнюю арию. Очень красиво.

После того как стихла музыка, заговорил диктор.

— Передаем постановление Совета Министров СССР о переходе на новую систему орошения…

Долго в вечернем саду звучал голос диктора. Он говорил о решающем значении орошения для сельского хозяйства в условиях Средней Азии и Закавказья, а также в других краях нашей великой родины, о назревших задачах по улучшению использования орошаемых земель.

Давно уже смолкли все голоса. Хошгельды и Чары, сами того не замечая, подходили все ближе и ближе к репродуктору, словно боялись пропустить или не расслышать какое-нибудь слово. А диктор говорил о таких насущных вещах, о которых они и сами много толковали и спорили. Как просветлело лицо Хошгельды, когда он услышал:

"…Накопленный передовыми колхозами, совхозами, а также научно-исследовательскими учреждениями опыт переустройства оросительных систем в настоящее время позволяет повсеместно перейти на новую систему орошения с применением временных оросительных каналов".

Отчетливо звучали слова постановления. И у каждого перед глазами проходили родные поля, обсаженные тутовыми деревьями, будто слышалось, как журчит вода в арыках и ревут моторы тракторов.

А когда опять заиграла музыка, молодежь снова собралась у стола. Старики тоже спустились с веранды. Все поздравляли Хошгельды.

Большой пассажирский самолет летит над Каспийским морем навстречу восходящему солнцу. Кажется, вот только сейчас была Москва, с ее красивыми шумными улицами…

Высокое здание гостиницы, запорошенная первым снежком величественная Красная площадь, торжественная тишина кремлевских елей, огромный зал, знакомый по фотографиям и кинохронике. И они трое, среди других, чуть-чуть смущенных и взволнованных происходящим людей. Три человека из далекого колхоза, раскинувшего свои поля и сады, где-то там, на краю пустыни, у подножия Копетдага.

Откуда-то сверху льется ровный свет, изредка скрипнет откидное кресло, приглушенно прозвучат торопливые шаги, и снова спокойный приятный голос читает указ верховного органа власти великой мирной державы…

…Пассажиры с интересом поглядывают на смуглого молодого человека с Золотой Звездой созидателя и труженика над планкой военных наград.

— Это председатель колхоза "Новая жизнь", — объясняет, склонившись к седенькому профессору, бравый пограничник. — Агроном Хошгельды Пальванов… Мы с ними соседи… А вы, насколько я понимаю, по делам Главного Туркменского канала?

Седенький профессор утвердительно кивает головой. А молодой человек, словно почувствовал, что о нем идет разговор, быстро оборачивается и, стараясь перекричать рокот моторов, зовет:

— Курбанли!