Шрифт:
Закладка:
Ну что может знать о свете слепой от рождения? Слепцу доступны лишь устные легенды, пришедшие от тех, кто когда-то был зрячим, и на основании этих легенд одни слепцы пытаются вести других слепцов к свету. Право, это даже не смешно. На мой взгляд, вероятность успеха такого парада незрячих настолько низка, что её можно сравнить разве что с чудом. Гораздо более вероятным является сценарий, при котором мы окажемся на краю пропасти, утратим остатки человечности и превратимся в придаток машины. Киборги, искусственный интеллект, виртуальная реальность – вот наше вероятное будущее. В качестве альтернативы можем просто деградировать до уровня животных. А что нам ещё останется, когда мы больше не сможем оставаться людьми?
Неужели даже осознавая, что стоим у края пропасти, мы не возьмём себя в руки и не разобьём эту вредоносную скорлупу? Почему это представляется нам таким сложным и пугающим? Трудно поверить, что абсолютно все люди настолько завязли в болоте материальности, что уже не могут отказаться от привычных костылей. Думаю, дело тут вовсе не в потакании своим слабостям, хотя это тоже является значимым фактором, но не основным. Разрушение скорлупы будет означать для нас полную трансформацию, мы уже никогда не сможем вернуться в прежнее состояние. Представьте, какая судьба ждёт семя, когда оно превращается в росток, и вы всё поймёте. Прежняя сущность семени умирает, исчезает навсегда без возможности обернуть процесс трансформации вспять. Многие ли из нас готовы исчезнуть, дав рождение чему-то новому и непонятному?
Мечтая о вознесении и просветлении, большинство даже не отдаёт себе отчёта, что там, за гранью привычного мира, их личности уже не будет, просветляться и возноситься будет какой-то незнакомец, о котором в нашем нынешнем состоянии мы не имеем ни малейшего представления. Нам хочется верить, что это всё равно будем мы, только лучше, с дополнительными способностями и возможностями, но в глубине души мы понимаем, что это невозможно. Только пройдя через самоуничтожение, семя может стать деревом, и это дерево, скорей всего, даже не будет помнить о той крохотной песчинке, которая подарила ему жизнь. Мы готовы к такому самопожертвованию?
Хочется верить, что среди нас всё-таки найдутся отдельные отчаянные искатели, которые смогут наперекор всему обнаружить источник жизненной силы и рискнут к нему подключиться. Было бы здорово, если б кому-то этот трюк удался, но боюсь, желающих рискнуть найдутся единицы. Кстати, смысла в таких единичных подключениях тоже немного. Ну что сможет поделать жалкая одинокая лампочка в океане тьмы? Это даже хуже, чем оставаться единственным трезвым в пьяной компании. Наиболее вероятным исходом подобной ситуации станет погружение в депрессию и замыкание в себе. Неприкольно, правда? Тогда ради чего рисковать собой и бросаться на амбразуру? Наверное, подобные подвиги – это что-то из разряда предназначения, дара Создателя, от которого так просто не откажешься. Так что одиноким лампочкам никуда не деться, придётся светить во тьме и страдать от одиночества.
Но даже если нам не удастся в последний миг выпрыгнуть из пропасти, это ещё не повод, чтобы расслабиться и позволить трясине материальности затянуть нас на дно. Нам ещё нужно выполнить свой долг перед теми, кто придёт после нас. Мы должны определить образ будущего мира. Если моё высказывание кажется вам абсурдным, то понаблюдайте за устройством нашего мира, и вы не сможете не заметить, что смерть всех проявленных объектов обязательно содержит в себе зародыш новой жизни. Росток нового дня созревает в самом сердце ночи, а жаркое лето произрастает из семени, зародившемся в ледяном холоде зимы.
Для людей таким зародышем новой жизни является момент смерти. От того, как человечество уйдёт в свой закат, зависит то, каким будет наш новый мир. Как писал Николай Гумилёв, у человека есть одно «несравненное право самому выбирать свою смерть», и этим правом мы должны воспользоваться. Мне бы очень хотелось, чтобы таким зародышем стал одинокий горящий светильник, зажжённый бесстрашным путником во тьме. А вам?
Сказать, что Вард бежал к дому ведьмы изо всех сил, было бы явным преуменьшением, он буквально летел как на крыльях, поскольку ведьмино жилище уже натурально напоминало пылающий факел. И всё-таки он припозднился со своей спасательной операцией. Когда Вард уже преодолел половину расстояния, крыша дома с громким треском провалилась, выстрелив в равнодушные небеса сноп алых искр и ошмётков горящей дранки. Обрушение перекрытия, как ни странно, слегка притушило пожар, поэтому Вард весьма легкомысленно с ходу ломанулся в дверь, посчитав сие мероприятие безопасным. Увы, видимость ослабления огня оказалась обманчивой, из утробы домика на спасателя дохнуло таким жаром, словно это была печь для плавки металла.
Стало очевидно, что проникнуть внутрь этим путём не получится, и Вард бросился к чёрному ходу. Тут тоже было жарко, хотя огонь пока не охватил хозяйственные помещения целиком, и оставалась надежда, что Нарьяне всё же удалось избежать огненного погребения. Очень кстати рядом с чёрным ходом обнаружилась бочка с дождевой водой. Недолго думая, Вард разделся до пояса и намочил куртку и рубашку. Мокрую куртку он снова надел прямо на голое тело, а рубашкой обмотал голову. Дверь в хозяйственную пристройку оказалась запертой, причём изнутри, и Варду пришлось потратить пару лишних секунд на то, чтобы снести её с петель. Когда он наконец проник в дом, пожар снова разгорелся, и пламя, вырвавшись на свободу, рвануло к небесам, словно огромная алая птица.
К счастью, в пристройку огонь пока не добрался, зато от дыма тут почти невозможно было дышать, и видимость снизилась практически до нуля. Тем не менее это было единственное место в доме, где у обитателей оставался хоть какой-то шанс выжить, соваться на чистую половину было бессмысленно, там царил настоящий огненный ад. Вард опустился на карачки и принялся наощупь обшаривать заполненное дымом пространство. Вскоре видимость стала немного лучше, поскольку дым потянулся прочь через открытую дверь, однако через ту же дверь в помещение начал поступать кислород, и пламя из комнат принялось быстро просачиваться сквозь щели в пристройку. Дольше оставаться в горящем доме было опасно, да к тому же и бессмысленно. Очевидно, что выжить в пожаре смог бы только тот, кто успел отсюда выбраться до обрушения кровли, а таковых, судя по всему, не оказалось.
Выругавшись сквозь зубы, Вард поднялся на ноги и направился к двери. Наверное, он бы так и ушёл, но в последний момент что-то заставило его обернуться, и сквозь дымную пелену он заметил торчащий из-под повалившегося стеллажа лоскут яркой материи. Откинув в сторону стеллаж, Вард к собственной радости обнаружил на полу пребывающее в отключке женское тело. Пламя как почувствовало, что намеченная жертва ускользает из его когтей, и рванулось из всех щелей. Но Варда уже было не остановить, он быстренько подхватил на руки свою бесчувственную находку и выволок её на свежий воздух. Однако, когда он уложил спасённую женщину на землю, то обнаружил два весьма странных обстоятельства. Во-первых, женщина была связана по рукам и ногам, причём довольно профессионально, а во-вторых, это была вовсе не Нарьяна.
В отличие от скрюченной тощей ведьмы, спасённая обладала прекрасными формами и моложавой внешностью, по крайней мере, насколько позволяли рассмотреть следы копоти на её лице и одежде. Назвать её молоденькой было бы, пожалуй, преувеличением, это была зрелая женщина, явно за тридцать, но вряд ли старше самого Варда. Если бы не толстый слой пепла, то её длинные прямые волосы, скорее всего, были бы иссиня-чёрными. Высокие скулы и немного грубоватые черты лица выдавали в женщине принадлежность к местным племенам, населявшим все окрестные горы. Вард освободил её руки и ноги от пут и осмотрел тело на предмет травм. Женщина не была ранена, если не считать пары синяков, которые оставил упавший стеллаж, похоже, обморок был просто следствием отравления дымом.
