ГЛАВА V. СОВЕТСКИЕ МУЗЕИ В ПОСЛЕВОЕННЫЙ ПЕРИОД

Сразу после освобождения пригородных дворцов началась подготовка к их последующей реставрации. В мае 1943 года для всех них было создано Центральное хранилище, которое с самого начала получило статус музея союзного значения958. Именно в него вернулись в 1944 году эвакуированные коллекции959. Заведовал им А. М. Кучумов, который с мая того года возглавлял отдел музеев и памятников при Управлении по делам искусств исполкома Ленгорсовета. Одновременно он активно участвовал в поиске утраченных объектов в окрестностях Ленинграда. С. Н. Балаева (главный хранитель дворца-музея в Гатчине) в дневнике отметила, что ей дважды приходилось осматривать конфискованные ценности в местном отделении НКВД. Предметы оказались не из гатчинского собрания, но сам факт говорит о том, что советские органы безопасности при поиске коллаборационистов учитывали, что те могли незаконно присвоить музейное имущество. Иногда о находках сообщали солдаты, поэтому И. Э. Грабарь еще 14 января 1944 года попросил начальника штаба тыла генерал-лейтенанта М. П. Миловского реквизировать такие предметы и направлять их на экспертизу960. С наступлением Красной армии радиус поисков постепенно расширился и включал в себя Эстонию и Латвию. Кучумову удалось, например, в Выру, куда осенью 1943 года переехал штаб группы армий «Север», найти много музейных вещей – в основном мебель из пригородных дворцов, которой немецкие офицеры обставляли свои квартиры. В Риге тоже многое осталось после ухода немцев. Среди прочего из рижского музея были возвращена часть коллекции камей и хорошо сохранившиеся фотопластинки из павловского фотоархива, а также около 400 живописных полотен из гатчинской коллекции портретов, части коллекций, которые Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга забрал у Сольмса и которые не были перевезены в Кольмберг. Предметов, которые Сольмс демонстрировал на выставке в Риге961, среди них не было.

1. ЧЕГО ЛИШИЛИСЬ ПРИГОРОДНЫЕ ДВОРЦЫ-МУЗЕИ

9 декабря 1947 года в Пушкин из Берлина прибыла крупная партия груза, доставленная фирмой Derutra. Персонал музея регистрировал содержимое всех ящиков и определял, из каких коллекций происходили прибывшие экспонаты. Среди них были не только вещи из пригородных дворцов, но и десять ящиков с иконами, церковной утварью и деревянной скульптурой из Новгорода, 300 икон, картины и офорты из Псковского музея и 250 картин из Киева; кроме того, восемь ящиков с книгами, негативами и археологическими находками из украинской Академии наук, 40 картин из Ростова-на-Дону, 30 ящиков с археологическими экспонатами из Крыма и 30 картин из Белоруссии962. Кучумов разослал во все места, откуда происходили возвращенные ценности, телеграммы с просьбой как можно скорее забрать их. Когда и как осуществлялась их передача – это тема, ожидающая своего детального изучения. Несомненно, вернуть экспонаты в места их происхождения было сложно, потому что музейным работникам непросто было получить командировку, а если это удавалось, то требовались упаковочные материалы и транспортные средства, наряды на которые трудно было получить.

Кучумов составил обзор того, что выбили обратно пригородные дворцы-музеи. Из более чем 100 000 предметов, реституированных американцами, лишь сравнительно небольшая часть происходила из музеев Ленинградской области: в Екатерининский дворец вернулось 29 ящиков с паркетом и 39 ящиков с печными изразцами; 62 целых предмета и детали мебели; кроме того, 100 картин, 202 фарфоровых изделия, 11 мраморных статуй, две большие бронзовые фигуры («Геркулес» и «Флора») и семь маленьких, 15 люстр и светильников, 32 изделия из кантонской эмали, девять гипсовых фигур, шесть офортов и 51 картинная рама (позолоченные и простые)963.

Инвентаризация за 1948–1951 годы дала следующие цифры964:

Эти цифры сохранялись до начала 1990‐х годов, когда для получения более точной картины Министерство культуры РФ организовало составление каталогов культурных ценностей, похищенных и утраченных в период Второй мировой войны, по каждому музею. В результате цифры были значительно пересмотрены в сторону понижения. Предметы, о которых было известно, что они уничтожены и поэтому розыску не подлежат, видимо, в эти каталоги больше не включались, равно как и те, которые точно находились в России, хотя и не в том музее, откуда были похищены. В итоге теперь числятся похищенными (утраченными) и не возвращенными из Екатерининского дворца только 9376 объектов, из Павловска – 11 012 (то есть больше, чем в 1951 году), из Гатчины – 13 487, из Петергофа – всего 4967; новых цифр по Александровскому дворцу нет.

Приоритеты восстановления

Созданная в ноябре 1942 года Чрезвычайная государственная комиссия произвела в 1944 году первую оценку ущерба, нанесенного оккупантами гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР, и установила, что на оккупированных советских территориях были разрушены и разграблены 427 из 992 музеев, в том числе 172 – на территории нынешней Российской Федерации965. Ущерб был огромен, и люди, которым было дорого культурное наследие, уже задолго до окончания военных действий думали о том, что будет с музеями после войны. Чтобы спасти сохранившиеся здания и памятники от окончательного разрушения, Совет народных комиссаров 26 апреля 1942 года создал Комиссию по учету и охране памятников искусства при Комитете по делам искусств. Ее возглавил художник, искусствовед и реставратор Игорь Эммануилович Грабарь, а в состав ее вошли архитекторы, скульпторы, искусствоведы и реставраторы966. Экспертам предстояло фиксировать повреждения, разрабатывать базу для реставрационных работ (планов, чертежей, макетов), следить за охраной и реставрацией всех видов памятников культуры на территории СССР «независимо от того, в чьем ведении памятники находятся». Хотя комиссии предоставили все необходимые права для преследования лиц и организаций, нарушавших законодательство об охране памятников967, де-факто ее возможности в военное время были весьма ограничены. 11 марта 1944 года, завершив поездку по разоренным войной городам России и Украины, Грабарь обратился к В. М. Молотову – тогда заместителю председателя Совета народных комиссаров – с настоятельной просьбой ввиду «чудовищных» масштабов разрушений принять меры к спасению того, что еще осталось от ценного культурного достояния страны968. Многие деятели искусств разделяли убежденность Грабаря в том, что выдающиеся образцы русского зодчества следует сохранить («в спасении их остатков заинтересован не только создавший их русский народ, но и все человечество»), однако были и те, кто считал восстановление сильно поврежденных дворцов, церквей и других памятников культуры нецелесообразным.

Следует ли заменять утраченные памятники или их фрагменты копиями? Этот вопрос был актуален не только для России: он стал предметом споров