Шрифт:
Закладка:
– Да, я её ненавижу, – сказала мне Раадрашь с отвращением. – Она опозорила Тхарайя, лучшего из всех.
– Ты же ненавидишь и Тхарайя! – выкрикнула Далхаэшь, которой эта реплика будто придала новых сил. Дёрнувшись в сторону Раадрашь, она запнулась о труп солдата и даже не заметила этого. – Что он тебе?! Ты не терпишь его постельных дел, это знают все!
– Я не люблю моего мужа, зато я люблю моего принца, – сказала Раадрашь, окаменев лицом. – И он один для меня. А тебе, как жалкой собачонке, всё равно, кому подставиться, был бы он кобелём.
– Потому что тебе, кованому железу, никогда не понять, для чего нужны постельные дела!
Шуарле отвернулся от бранящихся с болезненным отвращением на лице. Я поняла, что Далхаэшь не уймётся и не замолчит, и сказала с нажимом, хоть мне было нестерпимо вступать в разговор такого рода:
– Далхаэшь, я не хочу это слушать. И прошу тебя перестать кричать рядом с ребёнком.
В этот миг Далхаэшь вспомнила, что именно я могу спасти её от смертельной опасности и что она прибежала искать моей милости. Она снова протянула ко мне руки, но Раадрашь ударила её по пальцам.
– Лиалешь, ты защитишь меня? – спросила Далхаэшь умоляюще. – Ведь правда? Я всегда знала, что ты добрее и справедливее Старшей… видишь, я уже замолчала, я виновата, я не подумала, не стану больше говорить громко…
– Оденься, – сказала я. – Я рада, что ты осталась жива.
– Рада?! – удивилась Раадрашь.
– Конечно, – сказала я устало. – Смерти меня не радуют. Ничьи. Никогда. И пожалуйста, пожалуйста, Раадрашь, дорогая, держи себя в руках. Нас мало, и мы в беде.
Раадрашь прижалась щекой к моей щеке.
– Знаешь что? – шепнула она мне в ухо. – В любви я завидую не тебе. Я завидую Тхарайя.
– Исключительно вовремя, – вздохнула я. – Милая, дорогая, сестра моя, давай обсудим это потом?
Раадрашь кивнула. Шуарле убрал мои волосы под бахрому платка. Мне хотелось пойти к Лаа-Гра с открытым лицом, но вовремя пришло в голову, что это будет оскорбительно для здешнего двора. Я прикрыла углом платка нижнюю часть лица и укуталась в плащ.
Я ещё рассчитывала на понимание.
Солдаты шли впереди, а мы – за ними.
Близнецы растворились в сумерках ночного Дворца, – светильники в переходах горели через раз – но я чувствовала, что они следуют за нами, бдительно следя за каждым шорохом и движением окрест. Я уже ничего не боялась. Мне казалось, что за несколько часов этой ночи я видела больше смертей, чем иной солдат за день войны, – и стала в какой-то степени жёстче душой.
Мне нужна была внутренняя готовность к борьбе – и я была готова. Я только всё время думала про Зумруа, который прибежал меня предупредить, зная наверняка, что будет убит. Ему приказала госпожа Бальшь? Или он хотел спасти меня? Он, шпион, склочник, заносчивый кастрат с замашками вельможи?
Пожертвовал собой ради меня… или ради госпожи Бальшь, точнее, ради преданности каждому её слову? В любом случае не так он был глуп и зол, как я едва не заключила с первого взгляда. Нельзя, ни в коем случае нельзя опрометчиво судить о людях…
Теперь в моей свите была Далхаэшь, которая чувствовала к Раадрашь жестокую и вполне взаимную неприязнь. Это тоже не облегчало нашего положения, но что предпринять в таком случае, я решительно не знала. Меня ужасала участь любовниц Тхарайя; против воли я думала, что среди них были злая умница Гулисташь и красавица Хельшь, умеющая разговаривать с кем угодно – и обе они мертвы, а судьба спасла именно Далхаэшь… Что же ты, Нут?
Но я не ропщу ни на тебя, ни на Господа, не подумай…
Перед нами открыли резные двери, ведущие в тот самый тронный зал, где Сияющий принимал Тхарайя. Теперь на троне, целиком вырезанном из яркого полупрозрачного молочно-оранжевого камня, восседал принц Лаа-Гра, а вокруг толпились его вассалы, моложе, чем прежняя свита государя. Принцы расположились у стен, каждый – в сопровождении, по крайней мере, двух своих воинов; лишь один Возлюбленный Советник, старый и жёсткий, по-прежнему стоял на коленях около трона. В зале было очень душно, потому что снова горело множество свечей; только от близнецов за моей спиной веяло грозовым холодом.
Несмотря на важный вид, принц Лаа-Гра, холёный мужчина с красивым жестоким лицом, – на вид намного моложе Тхарайя и, уж точно, намного ухоженнее, – сидел на троне, как на чужом стуле, с которого могут попросить подняться. Он не надел Гранатового Венца, и костюм на нём был вполне обычный, но ожерелье из гранатов и золотых лошадиных фигурок, которое я заметила на Сияющем, украшало его грудь. Величавая неподвижность плохо получалась; принц бессознательно постукивал пальцами по резному подлокотнику или крутил золотую лошадку-подвеску: ожерелье жгло его шею.
Присутствующие в зале уставились на меня как на заморскую зверушку. Принц Лаа-Гра моему визиту совсем не обрадовался.
– Женщина, с каких пор подобные тебе являются в тронный зал как собеседники? – спросил он насмешливо. – Уж не думаешь ли ты, что я стану обсуждать с тобой серьёзные дела? Я слишком занят для подобных пустяков.
Я вздохнула, унимая сердцебиение. Говорить было стыдно, но говорить было надо.
– В мире всё поменялось этой ночью, – сказала я. – Благороднейший из государей умер, вместо него на троне – некоронованный принц, не наследник и не преемник. По женским покоям рыщут вооружённые мужчины, убивая чужих подруг. Говорят, воин приказал убить младенца. А если всё встало вверх дном, отчего бы женщине и не поговорить с узурпатором?
Пока я говорила, в зале было очень тихо. Мне показалось, что многие из вассалов Лаа-Гра смотрят на него с недоумением, будто не догадывались или не одобряли. Он сам криво усмехнулся.
– Ты – человеческая женщина, не демоница? Я думал, человеческие женщины не смеют поднять глаз!
– Тебе тяжело смотреть в мои глаза? – спросила я. – Может, это оттого, что ты предаёшь своего брата и приказал убить своего племянника?
Я не знаю, на что надеялась. На то, что мои слова пробудят его совесть? На сочувствие его свиты? Всё это вдруг показалось совершенно тщетным. Лаа-Гра сказал, более вассалам, чем мне:
– Я, возможно, плохой брат, но я хороший сын. Мой покойный государь много раз жалел в моём присутствии о том, что тёмные чары демоницы сделали его отцом полудемона.
