— Марла, мне очень жаль, — а голос-то какой ласковый — сама учтивость, — но вам пора. Катер ждет.

Соседка замирает на месте, будто напоролась на невидимую стену, и понуро кивает.

— Удачи! — Приободрившись и глотнув воздуха, машу Марле рукой уже с безопасного расстояния. — А тебе — спасибо, — это уже Джеку, шепотом.

Он усмехается и кивает в сторону оставшегося у шлюза капитана.

— Дилана благодари.

Вот что за человек? Не мог хотя бы пять минут поиграть в рыцаря-альтруиста?

* * *

Итак, плюсы: в моей каюте теперь одна единственная койка, и никто больше не будет мешать мне спать.

Минусы: на судне совершенно нечем заняться, а с Марлой можно было хотя бы поболтать.

Вывод: мне срочно нужно поболтать с кем-то другим, раз уж не могу сделать это со своими подписчиками.

А потому, наплевав на рекомендацию Ларисы соблюдать постельный режим, уже через час после сцены прощания высовываю нос в коридор. С отбытием бывших рабов здесь непривычно пусто, и единственные, кого я вижу, это активизировавшиеся роботы-уборщики — чистят, моют, скребут.

Так-с, с кем всегда можно поболтать? Правильно: с барменом, подливающим тебе чего-нибудь в бокал. Бара тут нет, как и приличной выпивки, зато есть камбуз и приветливый кок. Бинго!

Разворачиваюсь и уверенной походкой от бедра направляюсь в сторону кухни.

* * *

— Так и знала! — заявляю с порога, увидев возвышающуюся над стойкой желтую бандану. — Завтра будет зеленая, а послезавтра голубая?

Кок вскидывает голову и хмурится, отчего седые мохнатые брови сходятся на переносице.

— Настоящие мужчины не носят голубой, — изрекает настолько серьезно, что я сбиваюсь с шага. Однако мужчина начинает смеяться прежде, чем успеваю преодолеть разделяющее нас расстояние и уточнить о причинах такой нетолерантности. — Подловил, поверила! — радуется своей шутке.

— Туше. — Поднимаю руки, сдаваясь, и «припарковываюсь» на высоченный барный стул. У меня дома высокие стулья, но эти — просто космос, я будто залезла на крышу. На всякий случай хватаюсь за край столешницы, чтобы не сверзиться. — Глеб, а можно мне кофе? Он у вас просто божественен.

Мужчина польщенно улыбается.

— Отчего ж нельзя? — Пожимает широкими плечами и направляется к кофемашине, расположенной в углу кухонной зоны. — Один момент, прекрасная леди!

Я же в это время ерзаю на сиденье, устраиваясь поудобнее, и как «истинная леди» чуть не сваливаюсь кулем под стул. Кок оборачивается, и я торопливо натягиваю на лицо улыбку.

— Уютно тут у вас, — делаю вид, что все это время осматривалась.

Чистота вокруг и правда невероятная: и посуда, и шкафы, и все рабочие поверхности натерты до блеска.

— Стараемся. — Кули приосанивается. — Кто, если не мы?

— Если не мы, то не мы, — вспоминаю старую шутку, и мы оба смеемся.

Отлично, есть контакт!

А через минуту передо мной на столешнице оказывается большая чашка любимого капучино. С сердечком из пенки! Вот в кого надо было влюбляться Марле — и напоит, и накормит, и доброе слово скажет, и сердечко нарисует. Не мужчина — мечта.

— М-м… — Сделав глоток, даже закатываю глаза от удовольствия. — Напиток богов.

Кок польщенно крякает.

— А у вас правда нет голубой банданы?

— Отчего же? — Пожимает плечами. — Есть, конечно.

И мы снова дружно смеемся.

* * *

— Девонька, я тебе так скажу, гений, не гений… Талантливый он мальчишка с детства, этого не отнять. А все эти ярлыки…

Кок нарезает овощи вручную огромным кухонным ножом и вещает мне о моем кумире, а я, выдув уже две порции кофе, теперь сижу, подперев голову кулаком, и самозабвенно слушаю.

— А правда, что в юности он любил мастерить бомбы и однажды взорвал чердак?

— Тю! Чердак — скажешь тоже. Весь второй этаж снес. Мелкий паршивец.

А у самого улыбка до ушей и румяные щеки-яблоки. Так рассказывают только о любимых внуках или о ком-то очень близком. Вот это я удачно зашла.

— А правда, что Миранда Морган ему не мать?

Нож, которым пожилой мужчина только что монотонно строгал стручковую фасоль, с силой вонзается острием в дощечку.

— Кто тебе такое сказал?

Во взгляде и голосе столько негодования, что невольно отшатываюсь.

— Ну так… — Пожимаю плечом. — Писали где-то…

— Писа-а-али, — передразнивает Кули, выдергивая свое орудие труда из пробитой насквозь доски. — Мать она ему, и все тут. Мало ли, кто родил, важно — кто вырастил. — Приподнимает вверх пухлый указательный палец, подчеркивая значимость сказанного. — Кстати. — Снова принимается за шинкование. — Морган тоже не умела готовить. — Бросает на меня взгляд. — А потом ничего, для сына-то научилась.

— Что значит «тоже»? — возмущаюсь на автомате. У меня что, на лбу написано, что бутерброд — предел моих кулинарных навыков? А потом до меня доходит: — Морган? Вы учили готовить Миранду Морган?!..

Подскакиваю от возбуждения, привставая с сиденья, а в следующее мгновение мой ботинок соскальзывает с тонкой поперечной планки, и я кубарем падаю на пол.

Затылок больно бьется о плитку. Искры из глаз.

— Дерьмо-о-о… — шиплю в ожидании, когда потолок перестанет кружиться.

— Девонька, да Малыш-то не приврал. — Надо мной склоняется румяное лицо со сползшей до самых бровей желтой банданой — видимо, ее хозяин очень быстро бежал вокруг стойки, чтобы проверить, не убилась ли я часом. — Ты прямо стихийное бедствие.

— Сам он… стихийный… — ворчу, вздергивая свое тело вверх не иначе как одной силой воли. Кое-как принимаю сидячее положение и с досадой потираю затылок. Похоже, новая шишка в моей коллекции — блеск!

— Вставай, бедовая, — вздыхает кок и протягивает ладонь.

Хватаюсь.

Глава 58

Миранда Морган — это не просто приемная мать моего кумира, Александра Тайлера (да-да, Александра Тайлера-младшего, я помню). Она героиня Карамеданской войны и бог в области пилотирования: статистика утверждает, что все лучшие пилоты современности обучались мастерству именно у нее. Она — живая легенда и просто невероятная женщина. Да что там, Миранда Морган — буквально символ женской силы и независимости.

И она — готовит?! Да я буду не я, если тоже хотя бы не прикоснусь к прекрасному.

— Вы уверены, что нельзя воспользоваться комбайном? — тем не менее ворчу, нарезая… — Кстати, а что это?

— Обычный лук.

…нарезая зеленый лук здоровенным