Шрифт:
Закладка:
– Что вы имеете в виду? – Вад был рад, что у него наконец-то состоялся этот разговор с врачом, хотя поспособствовавшие этому обстоятельства совсем не радовали. Одно дело изучить ее личное дело. Но ему было необходимо услышать заключение ее врача, если у их будущего был хоть какой-то шанс.
– Если бы несколько лет назад вы спросили меня, может ли страдающий параноидной шизофренией в одиночку вырастить ребенка, не нанеся при этом вреда его психике, я бы дал отрицательный ответ, – начал доктор. – Но Селеста Клемм не только вырастила Корвину самостоятельно, она к тому же была достаточно разумна, чтобы зарабатывать на жизнь, обучать дочь на дому, научить всему, что необходимо для самостоятельной жизни, борясь при этом с собственным не диагностированным заболеванием. Это один из самых удивительных случаев, о которых я слышал. С другой стороны, материнский инстинкт всегда был малоизучен. Ситуация очень непростая.
Вад кивнул, желая, чтобы доктор продолжал, чтобы дошел уже до самого главного и сказал ему, что с ней все хорошо.
– Сейчас Корвина в полном порядке, – сказал доктор Детта, и Вад вновь смог вдохнуть полной грудью.
Тиски, сковавшие его грудь, слегка ослабли, напряженные челюсти расслабились.
– С ней все в порядке, – с облегчением выдохнул он.
– Да, но в дальнейшем эта ситуация может измениться, – сказал доктор. – То, что оба ее родителя страдали от шизофрении, существенно увеличивает для нее риск заболеть в будущем. Моя главная забота – понять, как на нее повлиял этот неизвестный наркотик, стал ли он причиной возникновения слуховых галлюцинаций на крыше и мог ли спровоцировать ее душевное расстройство. Сейчас на ее состояние влияет очень много факторов.
Черт.
– Мы ввели ее в медикаментозную кому, – продолжил доктор Детта, когда Вад промолчал. – Теперь выводим наркотик из ее организма. Когда она придет в себя, я бы хотел на всякий случай понаблюдать за ней в течение месяца.
Месяц.
Вад посмотрел доктору в глаза.
– Я буду с ней.
Пожилой мужчина улыбнулся.
– Как правило, такой вариант не предусмотрен, но я уверен, что ваше присутствие благотворно скажется на ее психике. Сканирование головного мозга показало, что с ней все в порядке и физически она здорова.
– Тогда почему она слышала все эти голоса в Веренморе? – Вад наклонил голову, желая понять, что с ней происходило. – И тот случай с зеркалом?
Доктор Детта взглянул на него поверх очков.
– Не знаю, что вам сказать, мистер Деверелл. Человеческий разум чрезвычайно сложен. Она могла попросту бессознательно уловить сигналы, которые проявились, когда их что-то спровоцировало. Возможно, подруга тайком подсыпала ей наркотик в маленьких дозах. А может, она в самом деле слышала призраков. Кто знает? У нас нет достоверных ответов и, вероятно, не будет никогда. Считайте, что вам повезло, и не думайте о прошлом.
– Но ей сейчас нельзя туда возвращаться?
Доктор Детта помотал головой.
– Не сейчас. Сперва ее психике нужно восстановиться от всех пережитых травм и окрепнуть.
Вад посмотрел на разложенные на экране снимки мозга, заглянул в ее голову, ничего не понимая.
– А что насчет Мо?
Доктор махнул рукой.
– Думаю, ее подсознание выдумало его, когда она была еще ребенком, чтобы заменить и умершего отца, и мать, которая не была рядом на ментальном уровне. Судя по ее рассказам, Мо, вероятно, будет с ней до конца жизни, и я не думаю, что это причинит ей какой-либо вред. И еще кое-что, мистер Деверелл.
Вад вновь повернулся к доктору и уделил ему все свое внимание.
– Если вы хотите построить с ней здоровое будущее, нужно, чтобы вы внимательно наблюдали за ней на предмет любых признаков замыкания в себе или необычного поведения с ее стороны, – сказал доктор Детта, но Вад уже опередил его и сам пришел к такому решению. – Заметите что-то странное и сразу же везите ее сюда, чтобы мы могли как можно раньше начать лечение.
Вад встал и пожал доктору руку.
– Спасибо.
Доктор Детта улыбнулся.
– Она исключительная девушка, мистер Деверелл. Вы счастливчик.
Будто он сам этого не знал.
Вад вышел из кабинета и направился в конец коридора, любуясь солнечной погодой и видами города за окном.
Веренмор много лет был ему домом, так долго был его мечтой, страстью, объектом честолюбивых стремлений. Он должен был сделать выбор: вернуться в любимое место и потерять девушку, которая вдохнула волшебство в его жизнь, или остаться с ней и лишиться места, которым так долго был движим.
Он долго стоял, погрузившись в размышления и пытаясь представить свою жизнь без того и другого.
Уж лучше он будет тосковать по Веренмору, чем по ней.
И черт подери, как же сильно он будет тосковать по Веренмору.
Достав телефон, который хранил, но которым не пользовался в замке, Вад позвонил бухгалтеру, чтобы уладить финансовые вопросы. Затем связался с советом, дабы сообщить им, что не вернется, и приказав сжечь то чертово дерево.
А потом он пошел в палату, в которой спала любовь всей его жизни, и стал наблюдать, как она сражалась в своей голове в битвах, в которых он не мог сразиться вместо нее. В некоторых битвах его нежный вороненок должна была сразиться сама. А он будет рядом, давая ей понять, что она больше никогда не останется одна.
Эпилог
КАК ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ…
Вад
Ее продержали шесть месяцев.
Но не позволяли увидеться с матерью, которая находилась в том же учреждении, на случай, если это негативно скажется на ее выздоровлении.
До этого момента.
Вад молча сидел рядом с ней в стерильной комнате, а Корвина смотрела на мать с надеждой во взгляде.
Селеста Клемм безучастно глядела в ответ.
Вад помнил, как познакомился с ней несколько лет назад, когда отправился на поиски фиолетовых глаз, даже не зная, что такие существуют. Она и в тот раз была в полубессознательном состоянии, затерявшись в своих мыслях, но говорила с ним о своей дочери. В те мимолетные мгновения любовь так ярко сияла в ее глазах, что даже растопила холод у него внутри.
Сейчас ей стало хуже.
– Мама. – Корвина робко ей улыбнулась и взяла ее за руку через стол в палате для встреч. – Ты же помнишь Вада? Он приходил повидаться с тобой не так давно.
Ее мать не ответила. Шизофрения и недавно развившееся слабоумие удерживали ее в заточении собственной головы. Вад знал, что один из самых больших страхов Корвины заключался в том, что однажды она станет такой же,