Шрифт:
Закладка:
VII разряд РГАДА хранит несколько интересных пакетов Тайной экспедиции (следственного органа – преемника канцелярии тайных розыскных дел), касающихся самозванцев, в том числе и второй известной в истории Таракановой, арестованной по поручению Екатерины II в Италии. Вот заключение фельдмаршала князя А.М. Голицына, допрашивавшего авантюристку в Петропавловской крепости: «сия женщина еще молодая и довольно миловидная… вздумала сама или наученная зломыслящими на России людьми, выдавать себя за дочь императрицы Елизаветы… свойства она чувствительного, вспыльчивого и высокомерного, разума и понятия острого, имеет много знания, по-французски и по-немецки говорит она совершенно… Росту она среднего, сухощава, статна, волосы имеет черные, глаза карие и несколько коса; нос продолговатый с горбом, почему и походит лицом на итальянку…» (Лукичев М.П., 1986). Как видим, облик женщины резко отличался от ее предполагаемых родителей – высоких полных славянской внешности людей: Елизаветы Петровны и Алексея Григорьевича.
Из рапорта санкт-петербургского обер-коменданта генерал-майора А.Г. Чернышева от 5 декабря 1777 года: «…означенная женщина волею Божьей умре… А пятого числа в том же Алексеевском равелине той же командой, при ней в карауле состоявшей, была похоронена. По объявлении присяги о строжайшем сохранении сей тайны…»[72]
Думаю, с учетом появившихся за последнее столетие исследований, можно полностью принять мнение А.А. Васильчикова (1880), считавшего абсурдными слухи о таинственных, заточенных в монастыри дочерях Елизаветы, о семье Таракановых – «детях» от брака императрицы с А.Г. Разумовским. В XVIII веке иметь побочных детей владетельным особам (как в России, так и в зарубежной Европе) не считалось предосудительным. Вспомним хотя бы благополучные судьбы А.Г. Бобринского, И.И. Бецкого, С.А. Великого и многих других известных исторических персонажей. Таким образом, вызывающая до сих пор жгучий интерес история княжны Таракановой, ее гибель в каземате Петропавловской крепости – всего лишь повесть об очередной авантюристке, неудачно пытавшейся породниться с Романовыми…
* * *
Как рассказывает М.И. Пыляев в книге «Старый Петербург», в середине XVIII века на углу Невского проспекта и Садовой улицы стоял один из красивейших домов елизаветинского времени, пышностью превосходящий такие дворцы, как Строгановский и Воронцовский. Принадлежал он знаменитому графу Ивану Ивановичу Шувалову. Дом был выстроен архитектором А.Ф. Кокориновым. Богатая анфилада комнат дома была увешана портретами и картинами. На Невский проспект выходили окна главного картинного зала. В светлой гостиной (угол Садовой и Невского) «о семи окнах» собирались образованнейшие люди того времени: Ломоносов, Сумароков, Державин, Шишков. Из гостиной боковой выход вел в кабинет, откуда начинался ряд жилых покоев. Вдоль Садовой улицы располагалась длинная галерея с библиотекой, за ней – домашняя церковь.
И.И. Шувалов начал службу при дворе в 1742 году, с 1749 года он – камер-юнкер, фаворит императрицы Елизаветы Петровны, позднее – генерал-адъютант. «Я вечно его находила в передней с книгой в руке, – вспоминала в своих «Записках» о первых встречах с Иваном Шуваловым Екатерина II. – Я тоже любила читать и вследствие этого его заметила; на охоте я иногда с ним разговаривала; этот юноша показался мне умным и с большим желанием учиться… он иногда жаловался на одиночество, в каком его оставляли родные;
ему было тогда восемнадцать лет, он был очень недурен лицом, очень внимателен и казался от природы очень кроткого нрава». Осенью 1749 года в судьбе симпатичного пажа произошла существенная перемена: он перестал страдать от одиночества. Начался «случай» Шувалова. Поначалу увлечение сорокалетней императрицы 22-летним пажем, ставшим камер-юнкером, казалось многим временным, но шли недели, месяцы – и Шувалов окончательно вытеснил из сердца императрицы графа Алексея Григорьевича. Фавориты – отставной и действующий – оказались выше всяких похвал: не было ни сцен, ни скандалов. Разумовский попросту отошел в сторону, а Шувалов его не преследовал. Императрица подарила Разумовскому Аничков дворец на Невском проспекте, сделала его генерал-фельдмаршалом, и он спокойно зажил в свое удовольствие.
Медицинские знания могут быть использованы не только на благо человека, но, к сожалению, и во вред ему. Приведем еще один пример этого, сохранившийся в российской истории. В первый месяц «случая» Ивана Шувалова у него появился серьезный соперник в борьбе за сердце императрицы – юный кадет Никита Бекетов. Елизавета любила бывать на любительских спектаклях, в которых он принимал участие. Увлечение становилось серьезным… Старший кузен Ивана Шувалова, Петр, предложил через «третьих лиц» очень заботившемуся о своей внешности кадету некую косметическую мазь для улучшения состояния кожи лица. Через несколько дней физиономия кандидата в фавориты покрылась мелкой розоватой сыпью, столь напоминавшей по виду сифилитическую, что мнительная Елизавета Петровна, позабыв о своих нежных чувствах к Н.А. Бекетову, немедленно запретила бывать ему при дворе с однозначной формулировкой – «за неприличное поведение» (Павленко Н.И., 1999).
Связь Елизаветы и Шувалова оказалась долгой – до самой смерти императрицы. Нельзя не поразиться несходству характеров, интеллекта в этой паре. Шувалов происходил из небогатой семьи, родился в 1727 году и, следовательно, еще лежал в пеленках, когда цесаревна охотилась с императором Петром II на полях Подмосковья. Ко двору он попал благодаря старшим двоюродным братьям Петру и Александру Шуваловым, входившим в круг ближайших сподвижников Елизаветы. Он не выделялся из блестящей толпы придворных ни ростом, ни статью, не был воинственен, остроумен. Многочисленные факты свидетельствуют, что Иван Иванович оказался необычным фаворитом. Он был скромен, не рвался к чинам, наградам, а главное – не пытался обогатиться за счет подарков своей коронованной подруги, что делали все фавориты, понимая, что век их недолог. В 1757 году канцлер М. Воронцов представил Шувалову для подписания у императрицы указ, делавший Ивана Ивановича графом, сенатором, кавалером ордена Святого Андрея Первозванного и обладателем десяти тысяч крепостных. Шувалов отказался подавать на подпись указ и ответил Воронцову: «Могу сказать, что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, почестям и знатности; когда я, милостивый государь, ни в каких случаях к сим вещам моей алчбы
