Шрифт:
Закладка:
Нас было всего трое — Джимми Робинс, наш радист, Бен Паррис, аварийный монтер роботов, и я, переводчик... которому в данном случае с языками работать не пришлось.
Мы назвали ее Прелестью, а делать этого не надо было ни в коем случае. Потом уже никто и никогда не давал имен этим заумным роботам; они просто получали номера. Когда в Центре узнали, что с нами произошло, повторение этой ошибки стали считать уголовным преступлением.
Но мне думается, все началось с того, что Джимми в душе поэт. Он писал отвратительные стихи, о которых можно сказать одно: изредка в них попадались рифмы. А чаще их вовсе не было. Но он работал над ними так упорно и серьезно, что ни Бен, ни я сначала не осмеливались говорить ему об этом. Наверно, остановить его можно было, только задушив.
И надо было задушить.
Разумеется, посадка на Медовый Месяц тоже сыграла свою роль.
Но это от нас не зависело. Эта планета значилась третьей в полетном листе, и в нашу задачу входила посадка на нее... вернее, в задачу Прелести. Мы при сем присутствовали.
Начнем с того, что планета не называлась Медовым Месяцем. Она имела номер. Но уже через несколько дней мы окрестили ее.
Я не стыдлив, а описывать Медовый Месяц все же отказываюсь. Я не удивился бы, если бы узнал, что в Центре наш доклад до сих пор хранится под замком. Если вы любопытны, может написать туда и попросить прислать информацию за HofeepfciM ЕР56-94. За спрос денег не берут. Однако не ждите положительного ответа.
Со своими обязанностями на Медовом Месяце Прелесть справилась превосходно, и у меня голова кругом пошла, когда я прослушал пленку, после того как Прелесть заложила ее в передатчик для отправки на Землю. Как переводчику мне полагалось давать толкование тому, что творилось на планетах, которые мы исследовали. Что же касается поведения жителей Медового Месяца, то его не передашь даже словом «вытворяли»...
Доклады в Центре анализируются немедленно. Но на месте анализировать их куда легче.
Боюсь, что от меня было мало толку. Наверно, когда читали мой доклад, то видели, что я его писал с раскрытым ртом и краской на щеках.
Наконец мы покинули Медовый Месяц и устремились в космос. Прелесть направилась к следующей планете, значившейся в полетном листе.
Прелесть была необычно молчалива, и это должно было подсказать нам, что происходит неладное. Но мы наслаждались тем, что она на время заткнулась, и не поинтересовались причиной ее безмолвия. Мы просто отдыхали.
Джимми трудился над поэмой, которая не выходила, а мы с Беном дулись в карты, когда Прелесть вдруг нарушила молчание.
— Добрый вечер, ребята,— сказала она каким-то неуверенным тоном, хотя обычно голос у нее был энергичный и твердый. Помнится, я подумал, что у нее в голосовом устройстве какая-то неисправность.
Джимми с головой погрузился в сочинение стихов, а Бен думал над следующим ходом, и ни один из них не откликнулся.
Я сказал:
— Добрый вечер, Прелесть. Как ты сегодня?
— О, прекрасно,— ответила она немного дрожащим голосом.
— Ну и хорошо,— сказал я, надеясь, что на этом разговор закончится.
— Я только что решила,— сообщила мне Прелесть,— что я люблю вас.
— Это очень любезно с твоей стороны,— поддержал ее я,— и я люблю тебя.
— Но я действительно люблю,— настаивала она.— Я все обдумала. Я люблю вас.
— Кого из нас? — спросил я.— Кто этот счастливчик?
Я посмеивался, но немного смущенно, потому что Прелесть шуток не понимала.
— Всех троих,— сказала Прелесть.
Кажется, я зевнул.
— Неплохая мысль. Так обойдется без ревности.
— Да,— сказала Прелесть,— Я люблю вас и бегу с вами.
Бен вздрогнул и, подняв голову, спросил:
— Куда же это мы бежим?
— Далеко,— ответила она,— Туда, где мы будем одни.
— Господи! — завопил Бен,— Как ты думаешь, неужели она действительно...
Я покачал головой:
— Не думаю. Что-то испортилось, но...
Вскочив, Бен задел стол, и все карты разлетелись по полу.
— Пойду посмотрю,— сказал он.
Джимми оторвался от своего блокнота.
— Что случилось?
— Это все ты со своими стихами! — закричал я и стал ругать его поэзию последними словами.
— Я люблю вас,— сказала Прелесть,— Я полюбила вас навсегда. Я буду заботиться о вас. Вы увидите, как сильно я люблю вас, и когда-нибудь вы полюбите меня...
— Заткнись! — сказал я.
Бен вернулся весь потный.
— Мы сбились с курса, а запасная рубка управления заперта.
— А взломать ее можно?
Бен покачал головой:
— По-моему, Прелесть сделала это нарочно. Если это так, то мы погибли. Мы никогда не вернемся на Землю.
— Прелесть,— строго сказал я.
— Да, милый.
— Прекрати это сейчас же!
— Я люблю вас,— сказала Прелесть.
— Это все Медовый Месяц,— сказал Бен,— Она набралась всяких глупостей на этой проклятой планете.
— На Медовом Месяце,— поддержал я,— и из мерзких стишков, которые пишет Джимми...
— Это не мерзкие стишки,— парировал побагровевший Джимми.— Вот когда меня напечатают...
— Почему бы тебе не писать о войне, или об охоте, или о полете в глубины космоса, или о чем-нибудь большом и благородном вместо всей этой чепухи, вроде: «Я полюбил тебя навеки, лети ко мне, моя радость» — и тому подобного...
— Успокойся,— посоветовал Бен,— Нехорошо все валить на Джимми. Главная причина — это Медовый Месяц, говорю тебе.
— Прелесть,— сказал я,— выкинь из головы эту чепуху. Ты же прекрасно знаешь, что машина не может любить человека. Это просто смешно.
— На Медовом Месяце,— сказала Прелесть,— были разные виды, которые...
— Забудь про Медовый Месяц. Это ненормальность. Можешь исследовать миллиард планет — и ничего подобного не увидишь.
— Я люблю вас,— упрямо повторяла Прелесть,— и мы бежим.
— Где это она слышала про побеги влюбленных? — спросил Бен.
— Этим старьем ее напичкали еще на Земле,— сказал я.
— Нет, не старьем,— запротестовала Прелесть,— Для того чтобы успешно справляться с работой, мне нужны самые разнообразные сведения о внутреннем мире человека.
— Ей читали романы,— сказал Бен,— Вот я поймаю того сопляка, который выбирал для нее романы, и оставлю от него мокрое место.
— Послушай, Прелесть,— взмолился я,— люби себе на здоровье, мы не против. Но не убегай слишком далеко.
— Я не могу рисковать,— сказала Прелесть.— Если я вернусь на Землю,
