Кто-то кого-то хлещет плётками. Кого-то растягивают на дыбе. Демоница лёжа на спине, довольно жмурясь и хихикая наблюдает как демон вхреначивает пирсинг в её соски. И тут же, прям рядом с ними, молодой демон стоя на одном колене и прижав руки к груди, читает хихикающей демонессе милфуристого вида красивые стихи о любви. Чуть в стороне, за столом сидит парочка. Не моргая смотрят друг на друга, улыбаются и вздыхают. За ними, строгая и властная синего цвета демоница, шипастой плёткой хлещет визжащего грешника. У шестов извиваются неописуемой красоты демоницы.

— Ну как тебе здесь? — улыбается мне Люци.

— Ты знаешь… Мило. Попади я сюда раньше, я бы, наверное, сдох от ужаса. А сейчас… Мне весело. Контингент симпатичный. Музыка прикольная. О! Вон какого-то грешника на кол садят.

— Это потому что теперь ты один из нас, — обнимая меня со спины шепчет в ухо Ирис. — Будь ты человеком, даже с божественной искрой. Ты бы сошёл с ума от одной лишь музыки. Сейчас ты слышишь грубоватую, но всё же приятную мелодию. Голос певицы ласкает твой слух. Человек услышал бы дьявольскую какофонию звуков, а не музыку. А прекрасный голос певицы, показался бы ему ужасными, терзающими рассудок завываниями.

— Хорошо что я один из вас.

— Нет, любимый, — качает головой Дала. — Это прекрасно. И открывает новые грани восприятия.

— Это да.

— Ну, мы пока потанцуем, и с подданными пообщаемся, — улыбается Люци. — А ты выпей что-нибудь. Мы быстро.

Подваливаю к стойке. Сбрасываю с неё стонущее, замотанное в колючую проволоку тело, сажусь…

— Ваше величество? — телепортируется ко мне бармен, красный рогатый демон. — Чего изволите?

— Чего-нибудь, — скидывая со стойки лоскуты кожи и ошмётки плоти выдыхаю. — Чего-нибудь… Давай на твой выбор.

— О, какая честь. Одну минуту.

Бармен, если демона можно так назвать, ставит передо мной пивную кружку. Быстро наполняет её разными жидкостями, насыпает порошки. Вместо льда насыпает в кружку горячие угли, которые не гаснут, а заставляют напиток кипеть. Ставит в стакан соломинку, зонтик, на край надевает дольку кроваточащего фрукта.

— Пожалуйста, — подавая кипящее и коптящее фиолетовым дымом нечто кивает бармен. — Угощайтесь.

— Ну… Твоё здоровье.

Первый же глоток, заставляет внутренности задрожать. Горло и желудок пылают, в голове шумит. Глаза судя по тому что вижу, смотрят в разные стороны. По телу разливается невыносимый жар, собирается в груди и падает вниз. И я бы решил что меня отравили и я сейчас сдохну… Но не могу. Мне нравится вкус. Я не могу описать, но…

Выкинув соломинку, залпом опустошаю кружку и прошу бармена повторить. Выпиваю ещё одну, окосев заказываю третью. Слышу за спиной восхищённые возгласы…

— Ох, нихрена себе… — повернувшись выдыхаю.

На танцполе мои девочки. Под музыку извиваются. Извиваются так что дышать прекращаю. Их тела, их движения…

— Они совершенны…

— Да, ваще величество, — вздыхает бармен. — Ох и повезло же вам.

— Сам себе завидую.

Танец трёх демониц продолжается. В момент когда Люци создаёт шест и начинает крутится на нём, открываю рот. Выдыхая клубы фиолетового дыма встаю, плетусь к ним. Дала перемещается и звеня соединящей соски цепочкой крутится вокруг меня. От чего присутствующие хлопают в ладоши, свистят и подпрыгивают.

Музыка стихает, девушки подходят, целуют меня… От чего толпа сходит с ума и глушит нас одобрительными выкриками.Время как будто останавливается. Всё вокруг меркнет. Для меня есть только они. Три прекрасные демоницы. Больше ничего и никого. И я…Вот сейчас я понимаю что мне нужны только они. Что ни одна смертная женщина не даст мне и миллионной доли того что уже дали они. И я…

— На сегодня тебе хватит, — мурлыкает Люци. — Пойдём, развлечения только начинаются.

Продолжаются развлечения на Болотах Убийц. Плывём на лодке, держим в руках вёсла. Как только из разверзшейся кровавой жижи с целью глотнуть воздуха всплывает тело, глушим его веслом по маковке.

И вот новые изменение. Хоть и пьяный, я с первого взгляда понимаю что за тело всплывает. Я вижу кого, сколько и за что он убил. Знаю что двигало им. И понимаю, что жалеть здесь некого. От этого смеясь хреначу веслом по головам всплывающих. Которые от такого погружаются обратно.

— Мерзость, — ломая каблуком пальцы тех кто по глупости пытается найти спасение в лодке кривится Люци.

— Ещё какая, — выдыхая в рожу всплывшего поток пламени кивает Ирис.

— Полностью согласен с вами, — глуша веслом всплывшую женщину киваю. — Знаете, я всегда считал убийцей себя. Думал что на моей совести сотни невинных, тех с кем я погорячился.

— Глупости, — поймав за руку пытающегося забраться в лодку парня и поднимая его морщится Люци. — Вот пример. Конченая мразь. Вместо того чтобы учиться, работать, как-то самосовершенствоваться. До двадцати пяти лет сидел на шее у престарелых родителей. А когда у них не оказалось денег, хладнокровно убил их.

Кривясь Люци срывает с верещащего тела кожу и бросает за борт.

— Да, иногда смертные способны на по-настоящему ужасные вещи, — вздыхает Дала. — И вся фишка в том, что виноваты все. Мы, другие смертные, родители, учителя, правительство, пролетающая мимо ворона, магнитные бури, вспышки сверхновых, ноnb 1f40 sp;вот только не они сами. Им демоны, злые силы, на ухо всякие гадости нашёптывают. А они, просто несчастные жертвы. Эх…

— Успокойся, сестра, — улыбается Ирис. — Зато это весело. Я всегда о нас много нового узнаю. А тот случай в женском монастыре никогда не забуду. До сих пор смешно.

— А подробнее можно?

— Можно, — пожимает плечами Люци. — В мире похожем на твой, в эпоху которую ты назвал бы средневековье, в горах находился женский монастырь. Там монахини и послушницы, возносили молитвы богине создательнице Валиаре. Постами истязали свои грешные тела. Молитвами и песнопениями пытались очистить порочные души свои. Светили целомудрием так, что в соседних звёздных системах все ослепли нахер. И тут… О ужас! На монастырь напали инкубы. И как начали соблазнять монашек и послушниц. Ночи не проходило, чтобы какая-нибудь монашка не проснулась на кровавой простыне с засохшей спермой на лице. Коварные инкубы, наплевав на веру, приходили в сны несчастных, соблазняли их там и самым наглым образом насиловали. Несчастных потерпевших, отлучали от церкви, топили, жгли на