Шрифт:
Закладка:
Некоторые конгрессмены-федералисты, такие как Роберт Гудлоу Харпер из Южной Каролины, считали, что "настало время, когда следует объявить, что ничто, кроме рождения, не дает человеку права на гражданство в этой стране".23 Хотя большинство конгрессменов считали, что предложение Харпера зашло слишком далеко, в итоге они все же приняли довольно радикальный закон о натурализации. Закон о натурализации от 18 июня 1798 года увеличил срок проживания, необходимый для того, чтобы иностранец мог подать заявление на получение гражданства, с пяти до четырнадцати лет, обязал всех иностранцев регистрироваться в окружном суде или у агента, назначенного президентом, в течение сорока восьми часов после прибытия в Соединенные Штаты и запретил всем иностранцам, являющимся гражданами или подданными государства, с которым Соединенные Штаты находятся в состоянии войны, становиться американскими гражданами.
Федералисты также разработали планы по борьбе с иностранцами, которые уже находились в стране. Даже республиканцы опасались некоторых иностранцев. Поэтому они не имели серьезных возражений против сдерживания вражеских иностранцев в военное время и, главным образом для того, чтобы предотвратить принятие худших законов, практически взяли на себя принятие Закона о враждебных иностранцах от 6 июля 1798 года - закона, который до сих пор остается в силе. Но федералисты хотели принять еще более широкий закон об иностранцах как в мирное, так и в военное время, поскольку, по словам Абигейл Адамс, хотя Соединенные Штаты фактически не объявляли войну Франции, тем не менее "в такие времена, как нынешнее, за иностранцами следует следить более тщательно и внимательно". Принятый 25 июня 1798 года Закон о друзьях-иностранцах, который Джефферсон назвал "отвратительной вещью... достойной VIII или IX века", дал президенту право высылать, без слушаний и объяснения причин, любого иностранца, которого президент посчитает "опасным для мира и безопасности Соединенных Штатов". Если такие иностранцы не покидали страну, они могли быть заключены в тюрьму на срок до трех лет и навсегда лишены возможности стать гражданами. Этот чрезвычайный закон носил временный характер и должен был истечь через два года.24
Закон о друзьях-чужестранцах и Закон о натурализации встретили упорное сопротивление со стороны республиканцев, особенно нью-йоркских конгрессменов Эдварда Ливингстона и Альберта Галлатина. Отрицая неизбежность французского вторжения, республиканцы утверждали, что эти меры не нужны. Они заявляли, что законы и суды штатов более чем способны справиться со всеми иностранцами и шпионами в стране. Они утверждали, что акты неконституционны, во-первых, потому что статья V Конституции, принятая с учетом работорговли, не позволяла Конгрессу до 1808 года запрещать "миграцию или импорт" лиц, прибывающих в Соединенные Штаты, и, во-вторых, потому что акты давали президенту произвольную власть. Галлатин, в частности, утверждал, что Закон о друзьях-чужестранцах нарушает гарантию Пятой поправки, согласно которой "никто не может быть лишен жизни, свободы или собственности без надлежащего судебного разбирательства", указывая, что это право распространяется на всех "людей", а не только на граждан.25
Федералисты, опасаясь, по словам Гаррисона Грея Отиса, "армии шпионов и поджигателей войны, рассеянных по всему континенту", не допускали вмешательства в свои планы.26 Тем не менее, некоторые федералисты были обеспокоены суровостью мер, особенно те, в штатах которых проживало большое количество иммигрантов, и Закон о натурализации и Закон о друзьях-чужестранцах прошли с небольшим перевесом голосов. Тем не менее, большинство федералистов были довольны тем, что новые меры в будущем лишат иностранцев возможности влиять на выборы в Америке. Много позже Адамс оправдывался перед Джефферсоном за подписание закона о друзьях-иностранцах тем, что "мы тогда находились в состоянии войны с Францией: Французские шпионы тогда кишели в наших городах и в стране. . . . Для борьбы с ними и был разработан этот закон. Было ли когда-нибудь правительство, - спросил он Джефферсона, - которое не имело бы полномочий защищаться от шпионов в своей собственной груди?"27
Ограничение натурализации и ограничение иностранцев были лишь частичными решениями кризиса, который, по мнению федералистов, угрожал безопасности страны. Не менее важно было найти способ справиться с огромной властью над общественным мнением, которую в 1790-х годах обретали газеты. Фактически, американская пресса стала самым важным инструментом демократии в современном мире, а поскольку федералисты опасались слишком большой демократии, они считали, что прессу необходимо сдерживать.
В 1790-х годах количество газет увеличилось более чем в два раза, и американцы быстро стали самой большой читающей публикой в мире. Когда великий французский наблюдатель Америки Алексис де Токвиль приехал в Соединенные Штаты в 1831 году, он был поражен той ролью, которую газеты стали играть в американской культуре. Поскольку, как он отметил, "в Америке не было ни одной деревушки без газеты", мощь американской прессы заставляла "политическую жизнь циркулировать во всех уголках этой огромной страны". Сила прессы, по мнению Токвиля, вытекала из демократической природы общества. Аристократическое общество, такое как то, которое поддерживали федералисты, было связано патронажем и личными связями. Но когда эти связи распадаются, а именно это произошло, когда общество стало более демократичным, то, по словам Токвиля, становится невозможным заставить большое количество людей объединиться и сотрудничать, если только каждого человека не убедить в том, что его частные интересы лучше всего удовлетворяются при объединении его усилий с усилиями многих других людей. "Это невозможно сделать привычно и удобно без помощи газеты", - заключил Токвиль. "Только газета может изложить одну и ту же мысль в одно и то же время перед тысячей читателей".28
Мэдисон был одним из первых, кто увидел важную роль газет в формировании общественного мнения. В конце 1791 года он пересмотрел некоторые свои мысли, изложенные в "Федералисте" №№ 10 и 51, и теперь утверждал, что большая территория страны является недостатком для республиканского правительства. В такой огромной стране, как Соединенные Штаты, не только трудно выяснить истинное мнение населения, но и то мнение, которое существует, может быть легче подделано, что "благоприятно для власти правительства". В то же время, чем обширнее страна, "тем ничтожнее каждый индивид в своих собственных глазах", что "неблагоприятно для свободы". Решение, по мнению Мэдисона, заключалось в том, чтобы поощрять "всеобщее общение чувств" любыми средствами - хорошими дорогами, внутренней торговлей, обменом представителями и "особенно распространением газет среди всего народа".29
Даже когда Мэдисон писал, сама пресса менялась. Она начала отказываться от своей традиционной нейтральной роли, заключавшейся в предоставлении читателям рекламы, меркантильной информации и иностранных новостей. Такие редакторы, как Джон Фенно и Филипп Френо, больше
