Шрифт:
Закладка:
Наконец, они доказывают, что мой подзащитный находился в одной комнате со своим отцом, когда тот погиб. Но опять же, он этого не отрицает. Он сказал вам, что пытался помешать своему отцу покончить с собой и избежать справедливого наказания. Изучив доказательства, вы придете к заключению, что это Пол Блэкли, если б он остался жив, должен был бы сейчас сидеть на скамье подсудимых.
Стоун сверяется со своими бумагами, затем снова поднимает взгляд на скамью присяжных.
– Я не прошу вас принять решение, какая из этих версий истинная. Мне и не нужно этого делать. Мне достаточно только спросить у вас, уверены ли вы. В рамках разумных сомнений.
После того как судья подводит итоги, присяжные удаляются, а меня отводят обратно в камеру готовиться к долгому ожиданию.
В конце дня нас вызывают в зал суда, и судья спрашивает, пришли ли присяжные к единогласному решению. Они не пришли. Это первый признак того, что есть какая-то надежда, хотя я стараюсь об этом не думать. Это чересчур болезненно.
В конце второго дня судья предлагает присяжным попробовать принять решение большинством, одиннадцать против одного или, если это не получится, десять против двух. На следующий день ближе к вечеру присяжные возвращаются, чтобы сообщить о решении, принятом большинством.
Невиновен по всем пунктам.
Я парализован. Я не могу пошевелиться, не могу даже покинуть зал суда – мне не дает Р. Гупта удивлен. Джеггер и Фрэнкс смотрят на меня с балкона, словно я готовлю какую-то коварную западню. Полицейский, стороживший меня, говорит, что я могу идти, но я стою неподвижно, обливаясь по́том, и внутренне спорю с Р., требуя у него ответ, почему он делает все это.
Р. отвечает, что хочет насладиться моментом. Что же до меня, я просто хочу побыстрее уйти отсюда. Наконец через три долгие минуты Р. разрешает мне развернуться и покинуть зал суда.
В коридоре ко мне пытаются обратиться несколько журналистов, но Гупта зачитывает заявление от моего имени.
И вот все закончилось. Я спускаюсь по лестнице и выхожу в двустворчатые двери. Я полностью потерял счет времени. Мы провели в суде четыре недели. Зима подходит к концу, однако вчера снова шел легкий снег – словно напоминая мне о прошлом годе.
В воздухе сладко пахнет приближающейся весной, практически весь снег уже растаял; остались лишь редкие грязные сугробы, наваленные у стен.
Иногда мы с Лорой встречаемся с Джерри и Изабель и все вчетвером ужинаем вместе, или, когда становится тепло, устраиваем барбекю, но, если честно, теперь общаться с Джерри очень тяжело. Он так и не свыкся со смертью Пола и не желает об этом говорить. Мы обходим эту тему, словно комнату в доме, куда никто не заглядывает. А когда я рассказываю Джерри о новых инициативах в канцелярии заместителя комиссара, он смотрит на меня так, будто это не имеет никакого отношения к настоящей полицейской работе. Он берет кусок утки, купленный Лорой в мясной лавке, и меняет тему.
Как ни странно, Изабель теперь не такая колючая, как прежде. Пожалуй, она оттаяла больше, чем Джерри. Правда, говорит время от времени, как ей не хватает моего отца. Я отвечаю, что и мне тоже, – и не лгу. Это подобно огромной черной дыре в моей жизни. Когда Пол был жив, я почему-то сравнивал с ним все свои поступки, все мысли. Он любил меня в своем извращенном отравленном духе. Я не сознавал этого в полной мере до тех пор, пока его не стало, а сейчас уже слишком поздно.
Лора: сначала она была холодной и отрешенной. Я это понимаю. Ей пришлось многое пережить. Я должен был долго убеждать ее в том, что я больше не тот Росс, которого она разлюбила. Я вернулся. И впредь больше никогда так не изменюсь.
И я говорил правду. Р. многому научился в этой истории. Он испытал шок, говорит он, и в будущем нам такой кризис больше не нужен. Мы оба многое узнали о двух сторонах меня – когда лучше использовать одну, когда – другую. И нам нужна такая жена, как Лора. Она умная, она замечательно готовит и умеет произвести впечатление на коллег и начальство. И мы правда ее любим. У нее есть стиль и понимание; такой женой можем гордиться мы оба. И еще у нас есть цель – мы получили новое назначение, в самом центре, в Скотленд-Ярде, и не собираемся подвести себя.
В конечном счете Лора вскоре начинает оттаивать и верить мне. И тогда я могу расслабиться и надеяться на то, что она выполнит свою работу. Работу быть моей женой.
Приходит письмо из психиатрической клиники. Мы записаны на обследование. Р. бросает письмо в измельчитель.
* * *
Вскоре после этого начинаются кошмары. Жестокие сны, заполненные всепоглощающим страхом. В них поочередно появляются Эми Мэттьюс, Дарюс Джавтокас, Бекс и Пол, и меня снова пронзает раскаленное лезвие горя и раскаяния, острое как бритва, тяжелое, словно надвигающаяся буря. Временами отвратительное настроение проходит после кофе с круассаном и взгляда на то, что у нас по-прежнему есть дом, работа, сад, преуспевающая жена.
Но проходят недели, месяцы, и черное настроение задерживается все дольше. Порой ночью Р. будит Лору бессвязным бормотанием или криками; однажды она, проснувшись, увидела, как я жалобно всхлипываю. Но Р. не помнит ничего этого, кроме чувства, которое остается. Чувства острого одиночества. Адского чувства.
* * *
И есть еще Кристал. Я думаю о ней, лежащей в больничной палате, по-прежнему в коме, в окружении медицинского оборудования. Р. все забыл. На целый год. Мы снова в больнице. Лора беременна нашим первенцем. Сущая благодать после всего пережитого. Обыкновенно мы ходим в ближайший перинатальный центр, однако сейчас дело в какой-то редкой проблеме, за которой нужно внимательно следить, поэтому Лору отправили сюда на консультацию к специалисту. Нам повторяют, что причин для беспокойства нет и все, вероятно, будет хорошо. Однако от этих слов моя тревога только нарастает.
Стоит конец весны, погода необычайно жаркая и солнечная, и мы приезжаем на первую консультацию. Вот что значит быть отцом в наши дни. Полное участие в процессе. По утрам Лоре частенько нездоровится, что меня удивляет. Большинство женщин беременность, наоборот, делает более здоровыми. Но не Лору. Такой осунувшейся и измученной мы ее никогда не видели. Но мы сидим в туалете вместе с ней, держим тазик, моем ее, когда она слишком слабая. Наш сын этого заслуживает. Или дочь.
И вот мы сидим в гинекологическом отделении. Р. читает брошюры о диете, лечебной гимнастике и перинатальных центрах – он все больше и больше берет контроль на себя – и вдруг вспоминает про Кристал. Это подобно холодному душу.
Р. поворачивается к Лоре.
– Слушай, нам нужно еще подождать. Если тебя вызовут раньше, звякни мне, но, думаю, я успею вернуться к этому времени.
Лора кивает и возвращается к журналу для будущих мам, который рассеянно листала, – в последнее время сосредоточиться ей нелегко. Мы оставляем ее и поднимаемся наверх.
