думал, не просил и не каялся. Все было ясно. Это был странный «диалог»: византийские, полные скорби глаза смотрели в глаза северные, леденистые и холодные. Они смотрели друг на друга и молчали. Они могли так смотреть друг на друга часами, безмолвные, словно вечность… Протей иногда противился сам себе, пытался избежать этих «встреч», относиться к ним как к обычному выверту больной психики, найти разумное и логическое объяснение происходящему. Он где-то вычитал, что секрет эффекта этих притягательных глаз таится в манере живописи старых мастеров. Их секрет был в том, что, рисуя глаза, они смотрели на рот иконы, а рисуя рот, смотрели в глаза. Не так ли появилась загадочная улыбка Моны Лизы? Но все эти мысли посещали его в промежутках между приступами, при их приближении он вновь и вновь стремился поскорее добраться до спасительного лика, уже не думая ни о причинах, ни о логике. Иногда он робко пробовал помолиться или просто что-то объяснить, рассказать. Не получалось. На душе становилось еще гаже, а разум протестовал против подобной «глупой слабости». Так они и встречались: стояли друг напротив друга и молчали. Да и не нужны были слова. Не словами шло это общение. Не о чем было говорить, не о чем просить и не в чем каяться. Все уже состоялось. Они просто смотрели друг другу в глаза. Шум крови в ушах человека потихоньку стихал, и вокруг наступала блаженная тишина. И в этой тишине они смотрели друг на друга…

Расстояние от лестничной площадки до комнаты я преодолел столь быстро, что держащий в руках камеру человек едва успел обернуться. Вот тут я и вознаградил себя за долгое терпение! Основанием ладони нанес удар в лоб и тут же завершил комбинацию другой рукой в солнечное сплетение (хотелось по-русски, в челюсть, да нельзя: ее обладатель должен говорить). Не успел еще «вязаная шапочка» мокрым кулем опуститься на пол, как я уже успел проверить кухню, ванную комнату и туалет. Кроме нас троих в квартире никого не было. Даже жаль: такая молодецкая удаль всуе пропадает… Ладно, перевернется и на нашей улице грузовик с кокаином… Я вернулся в комнату. В углу, на покрытом куском черного шелка столе, жалась обнаженная девчушка, с ужасом переводя взгляд с меня на своего недавнего «оператора».

– Не бойся, – сказал я. – Это входило в программу сегодняшнего вечера. Одевайся, а мы пока поговорим с дяденькой.

«Вязаная шапочка» все еще сидел на полу, ловя ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Давая ему время отдышаться, я проверил его брошенную на стул куртку, вытащил паспорт, раскрыл:

– Платонов Сергей Петрович, – вслух прочитал я, – женат, прописан… О! Двое детей! Своих детей ты тоже снимаешь, поганец?!

– Вы кто? – просипел он, понемногу приходя в себя.

– Бэтмен, – представился я, – а из тебя сейчас буду делать Джокера. В смысле: пасть порву так, что до конца жизни от уха до уха улыбаться будешь. Быстро и коротко: где остальные члены группы?

– Какой группы?! Что вам надо?!

Я оглянулся: девочка торопливо одевалась, не обращая на нас внимания. Не сильно (ну, нужен мне еще этот подлец, что тут поделаешь!), но точно я припечатал его носком ботинка в печень… пусть плохо думает о милиции – я сам о себе не самого лучшего мнения. Ах да, я же забыл ему сказать, что я из милиции. Для него я пока что «Бэтмен».

– Примерно такие чувства я испытываю, когда мне врут, – пояснил я. – А почему тебе должно быть легче? Знаешь, какой мой любимый фильм? «Французский связной». Делает мужик свое дело и никаких угрызений совести не испытывает…

– Так вы из милиции?

– Третий отдел. Полиция нравов.

– Тогда вы не имеете права меня бить! – заявил он.

– Не-э, – поморщился я. – Все равно буду. Потом можешь в прокуратуру жаловаться, что тебя «Бэтмен» из полиции нравов пинал. Или ты, может быть, где-нибудь здесь свидетелей видишь? Да и какая тебе разница, что будет потом? У нас с тобой диалог в реальном времени разворачивается. Последний раз спрашиваю: кто еще с тобой занимается этим бизнесом?!

Он посмотрел мне в глаза, видимо, что-то для себя выясняя, и, выяснив, четко отрапортовал:

– Павлов, Сомин, Леантышев и Прохоренко… Бить не надо.

– Как скажешь, – легко согласился я, присаживаясь на краешек кровати. – Адреса этих продвинутых кинематографистов?

– В записной книжке, – по-военному четко отозвался Платонов. – Книжка в куртке.

Достав книжку, я убедился – не врет. Что там дальше: номер части, звание, фамилия командира и планы дислокации?

– У кого из них хранятся кассеты с… Одним словом, кассеты с записью? Быстро!

– Кассеты? – его взгляд предательски метнулся в угол, к столу, на котором стояли почему-то сразу три компьютера.

– Ага! – приятно удивился я. – Как там у Булгакова: «Это я удачно зашел!» Стало быть, у тебя тут целая студия. Та куча компьютерных дискет и есть продукция вашей «порно-пикчерс»?

Он вздохнул так тяжело, как будто «Оскара» обещали ему, а дали «Бен Гуру».

– Кассеты с «черным порно» здесь же? – уточнил я.

– С каким порно? – искренне изумился он.

– «Черным», – терпеливо пояснил я. – Именно так называется «жанр» кассет, которые ты распространял… И, наверное, снимал, а?

– Ах это, – поник он. – Это… Мы этим не занимаемся…

– Да ну? А кто?

– Мы… только два раза… Так получилось…

– Обалденный ответ, – покачал я головой. – «Так получилось»… Типа: шанс выпал… Ага… А чем же занимаетесь вы?

Он покосился на тихо сидевшую в углу девочку.

– Понятно, – кивнул я. – Непонятно другое. Ты чего такой разговорчивый?

– Ну, вы же спрашиваете. Бить обещаете.

– Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Надеешься потом отпереться от показаний? Так фиг получится: я не первый год работаю, задержание грамотно обставить сумею даже чуть погодя… Ну?

– Вы умный человек? – опасливо покосился он на меня. – Или только бить умеете?

– Не Спиноза, но и не депутат Госдумы, – сказал я. – Говори, я пойму.

– Если вдуматься, то чего мне бояться? – напрямик спросил он. – Мы никого не убивали, с детьми не… Не трогали их… Изготовление тех двух кассет не пришьете, только распространение. Детская порнография… Вы же мент, законы знаете. Статья 242? – Он поднял глаза к потолку и процитировал, словно сдавал экзамен: – «Незаконное распространение порнографических материалов или предметов». Наказывается штрафом в размере от пятисот до восьмисот минимальных размеров оплаты труда либо лишением свободы на срок до двух лет». Но последнее – нонсенс. Как правило, в худшем случае – условно. А при наличии хорошего адвоката… Мне важнее, чтоб вы сейчас меня не отпинали, а как и до официальных мероприятий дойдет,