Грэс стояла у балконной двери, готовая каждую минуту броситься со скалы. Страшный человек посреди ее комнаты лежал неподвижно. Банкир зажег электричество, запер дверь на ключ и кинулся к беглецу. Он стал на колени, изучая его лицо, руки, одежду. Сомнения нет, перед ним был бродяга или рабочий, с истощенным лицом, с грязными руками, в нищенской одежде, босой…

— Воришка! Воришка! — в каком-то отчаянии воскликнул он, хватая его за ворот. — Грэс, берите его за ноги, скорей!

Грэс повиновалась.

— Куда?! Куда вы тащите, сумасшедшая, безголовая женщина! — прорычал он, щипля ее до крови. — Кто вам говорит — на балкон? Кладите его на кровать. На собственную кровать. Так. Двигайтесь, или я укушу вас в плечо. Дальше к стене! Прикройте его с головой одеялом. Теперь живо — платье, чулки, башмаки, раздевайтесь, чепчик на голову. Марш в кровать, спрячьте его своим телом. Что? Вы не слушаться!

Банкир оскалился и подпрыгнул, как кошка. Он загнал ее на кровать, бросил на нее одеяло и ударом ноги вплотную придвинул ее к беглецу. Потом он схватил ковер и натянул его вплоть до балконной двери, скрыв мокрые следы человека. Потом он запер балконную дверь на ключ, заставил ее мраморным столиком, перенес на него графин с водой, потушил электричество, бросил туфли и присел на кровать к жене.

— Слушайте меня! — зашипел он зловещим голосом. — Сюда придет полиция. Она не должна его найти, иначе она вцепится в него и состряпает обыкновенное убийство! Все наше дело сойдет на нет! Зарубите у себя на носу, что в вашей спальне никого и не было!

За дверью послышались шаги.

— Душечка… чмок, чмок! — докончил банкир, целуя воздух самым громогласным образом. — Черт возьми, кто там?

— Августа сказала, что она предупредила вас, дорогой херр Вестингауз. Прошу извинения… Ужасное несчастье!

Вестингауз спрыгнул с кровати и приоткрыл дверь. У него было самое невинное лицо в мире, — лицо потревоженного супруга.

— Это вы, баронесса? Как, и полиция?.. Августа плела какую-то чушь, я не придал ей значения… В чем дело?

— Мы должны оцепить и обыскать эту комнату, херр Вестингауз, — вмешался полицейский агент. — Через ваш балкон скрылся убийца. Он не мог никуда убежать, кроме вашей комнаты.

— Убийца?

— Мы словили его над трупом министра Пфеффера.

— Ай! — вскрикнул банкир. Он тотчас открыл дверь и зажег электричество. — Моя жена в кровати. Умоляю вас не тревожить ее этим ужасом!

Дубиндус и жандармы деликатно отвернулись от алькова банкирши и прошли прямо к балконной двери. Она была заставлена столом.

— Давно стоит этот стол?

— Мы придвигаем его на ночь…

— Гм! Гм! — Агент прошелся по комнате, заглянул под столы, в шкафы, за портьеры, в ванную, умывальную, уборную, — нигде ни следа! Он отодвинул столик и вышел на балкон. Дождь давно смыл с него всякое пятнышко. Дуб стоял неподвижно. Скала чернела, отполированная ливнем.

Никогда еще Дубиндус не испытывал злости, подобной сегодняшней. Он наклонился с балкона и свистнул. Жандарм откликнулся.

— Преступник здесь, черт возьми! — решил Дубиндус. — Я вынужден буду оцепить дом. Прошу всех присутствующих оказать правосудию помощь.

— Разумеется! — с полной готовностью ответил банкир, провожая полицию до дверей.

Вернувшись к жене, он оскалился и шепнул:

— Смотрите же, Грэс! Я должен бежать вниз. Пока дом не будет оставлен в покое, прячьте его, как хотите, где хотите. Потом мы его выбросим. Мелина уехала. Он может сойти за Мелину.

С этими словами Вестингауз прокрался в коридор.

Грэс лежала рядом с неподвижным человеком. Она промокла и продрогла. Холод его измокшей одежды, лихорадка, сводившая ему кости, передалась и ей. Когда полицейский ходил по комнате, она вложила пальцы в открытый рот незнакомца, чтоб стук его зубов не раздавался из-под одеяла. Он был в беспамятстве.

Между тем ливень умолк, небо очистилось, и начинавшийся рассвет проник в комнату. Серые глаза Грэс только теперь разглядели того, кто лежал с ней рядом. Это был совсем молодой человек, не старше ее, с безволосым овалом, коротким прямым носом и нежной линией рта. Он не имел в себе решительно ничего страшного. Он не был похож на убийцу. Грэс скользнула взглядом по его рукам. Эти руки с запекшейся кровью были исцарапаны и грязны. Но форма ногтей и длина безжизненных пальцев могли бы удовлетворить самый причудливый вкус. Старый банкир ошибся. Несчастный не мог быть ни преступником, ни воришкой. Это, наверное, переодетый принц…

— Принц! Принц!.. — Он не открывал глаз.

Она протянула руку и коснулась его лба. Он горел. Она отвела мокрую прядь волос, мягкую, как у новорожденного ребенка, и вдруг ее охватила волна нестерпимой нежности. Ей захотелось поцеловать его в губы. Полузакрыв глаза, она приблизилась к его лицу, поймала его дыхание, вздохнула протяжным вздохом и губами взяла его губы, как делают глупые молодые жеребята со всем съедобным и несъедобным. Лучше бы ей никогда не проделывать этого опыта! Беглец ответил ей на поцелуй. Бессознательным движением он привлек ее к себе и продолжал искать ее губы. Не в силах противиться никогда не испытанной сладости, уже не веря, что это действительность, а не сон, Грэс отвечала на поцелуи, пока что-то сильное и острое не заставило ее почти потерять сознание. В ту же минуту она поняла, что произошло нечто такое, чего у нее никогда не было ни с мужем, ни с любовником (ибо Грэс воображала, что имеет мужа и любовника), — короче сказать, она стала женой неизвестного человека, может быть, убийцы и во всяком случае бродяги, — женой человека, лежавшего в лихорадке и беспамятстве, грязного, чужого, пожалуй, умирающего, с которым она еще не обменялась ни единым словом…

Грэс вскочила, уставившись на него диким взглядом. Он лежал с безжизненно-серым лицом в глубоком, спокойном сне. Вряд ли он даже во сне видел и помнил ее черты. Тогда, с истинно женской логикой, она топнула ножкой и погрозила кулаком — не по его адресу, а по адресу своего воображаемого любовника, виконта Луи де Монморанси.

Глава пятая

Концессионеры катарских рудников

Виконт Луи де Монморанси засыпал только к утру. Происходило это потому, что раздевал виконта лакей Поль, массировал виконта лакей Поль, обтирал виконта лакей Поль, закрывать же глаза приходилось самому виконту по