Я не умру от твоего обмана.

Был друг — и нет... Утешусь. Не беда.

Но у меня осталась в сердце рана,

И я боюсь — осталась навсегда...

Я разорву страницы писем гладких,

Я позабуду дни разлук и встреч.

И лишь портрет, где ты с улыбкой сладкой,

До самой смерти буду я беречь.

И пусть всегда он будет мне укором.

Пусть он стоит (спасибо за урок),

Как чёрный придорожный столб, который

Нам говорит о трудности дорог.

«Жить с людьми, быть руководителем, быть в верхних эшелонах власти и не иметь завистников, клеветников — бывает ли так? — писала в своих воспоминаниях Салихат Гамзатова. — ...Он действительно сумел подняться выше, не ввязываться в склоки. А были люди, которые завидовали ему и стремились навредить всеми способами, искали компромат и создавали его, примерно такого толка: много ездил и не успел вовремя заплатить партвзносы, на собственном 50-летии поблагодарил партию, но не поблагодарил лично Леонида Ильича Брежнева. Не случайно папа написал:

Поэт, чужие видящий грехи,

Ей-богу, и тебе, брат, не мешало б

Оставить в память по себе стихи,

А не собранье анонимных жалоб[121].

...Уже став взрослой, я спросила его, почему он нигде не говорил о том, с чем ему приходилось сталкиваться — о клевете и травле, об интригах этих людей, и он ответил: “Они хотели, чтобы я с ними спорил, ругался, а я хотел заниматься своим творчеством”. Тогда эта позиция показалась мне немного малодушной, почему не сказать о своём отношении к подобным поступкам и о самих поступках? Но сейчас, повзрослев, я понимаю, что, наверное, человеку невозможно, отдаваясь всем сердцем, делать два дела сразу: писать стихи и бороться с клеветой... Сам папа говорил: “На вражде со мной они делают себе имя, а я их и знать не хочу”.

...Меня поразили слова одного дагестанского писателя (не буду называть здесь его имя), написанные в заявлении на папу, наверное, в 1960—1970-е годы: “Расул Гамзатов пишет стихи о своей матери. А кто она — герой труда, передовик?” ...Говорю я об этом для того, чтобы читающие эти строки могли представить живой образ человека, создавшего замечательные книги, сказавшего мудрые слова, и понять, что при той огромной любви, которую испытывали к нему люди и он к ним, и в его жизни было очень много огорчений, боли и грусти...»

Мне исколола, исколола грудь

Игла уже пустого сожаленья,

О том, что тех, чьё место в отдаленье,

Я приближал, не разглядев их суть[122].

И всё же необходимость, незаменимость дружбы оставалась для Расула Гамзатова одной из главных опор в жизни и творчестве. Он навещал своих давних друзей, которые оставались достойными людьми несмотря ни на какие испытания, и всегда звал их к себе, в Дагестан, в горы.

Мой друг, кончай пустые споры,

Смех прекрати, сотри слезу,

Быстрее поднимайся в горы

Ты, суетящийся внизу!

Не бойся головокруженья

От высоты,

Не бойся здесь лишиться зренья

От красоты!

И друзей у Расула Гамзатова становилось всё больше. Им уже не хватало чтения его произведений. Они хотели видеть и слышать любимого поэта, творчество которого стало всенародным достоянием.

На предложение провести большой творческий вечер в Колонном зале Дома союзов Гамзатов согласился не сразу. Его тревожило: заполнят ли зрители такой большой зал, так ли уж нужна им его поэзия? Обычное волнение творца, сомнение высокого порядка.

Авторский вечер состоялся 22 октября 1972 года. Зал был полон, телевидение и радио транслировали происходящее на всю страну.

Расул Гамзатов читал свои стихи на аварском, Наум Гребнев, Яков Козловский, Владимир Солоухин — на русском.

Композитор Оскар Фельцман представил песенный цикл на слова Гамзатова «С любовью к женщине». В сопровождении Эстрадно-симфонического оркестра Центрального телевидения и Всесоюзного радио под управлением Юрия Силантьева песни исполнил Муслим Магомаев.

— Скажи, каким огнём был рад

Гореть ты в молодости, брат?

— Любовью к женщине!..

— Чем дорожишь ты во сто крат

Превыше славы и наград?

— Любовью женщины!..

— А с чем, безумный человек,

Тогда окончится твой век?

— С любовью женщины![123]

«Литература Гамзатова относится к высоким образцам гуманистического творчества, которое обогащает духовный мир человека, делает его ещё более содержательным и прекрасным, — говорил Оскар Фельцман. — Книги поэта были всегда в нашем доме. Но в последние годы мои отношения с Расулом Гамзатовым стали не просто отношениями поэта и читателя, а творческими связями, создающими в искусстве очень важное и дорогое для обоих — песню».

Вечер собрал созвездие знаменитостей. Песни на слова Расула Гамзатова исполнили Иосиф Кобзон, Тамара Синявская, Лев Лещенко, Полад Бюль-Бюль оглы, солисты Большого театра Евгений Нестеренко и Валентина Левко, ансамбль «Гая», дагестанские певцы Даку Асадулаев и Муи Гасанова. Многие из впервые исполненных на вечере песен стали шлягерами.

Песенные номера перемежались выступлениями друзей Расула Гамзатова и инсценированными отрывками из повести «Мой Дагестан».

На сцене восседал большой президиум, на краю которого скромно расположился виновник торжества. Впрочем, так оно было лучше, потому что Гамзатов часто выходил к микрофону под требовательные аплодисменты. Он был блистательным оратором, стихи читал артистично, эмоционально, его остроумные, рождающиеся на глазах экспромты становились афоризмами.

Разумеется, был и грандиозный банкет, «третье отделение», как называл его Гамзатов.

После вечера в Колонном зале авторские вечера Расула Гамзатова стали регулярно проходить в стране и за рубежом. И каждый раз он сомневался — нужно ли? И каждый раз поклонникам поэта не хватало мест в залах.

«Многие считают Гамзатова баловнем судьбы, — писал Яков Козловский. — Мол, рано был замечен и отмечен. Они не ведают, что в литературе, как на войне, порою год засчитывается за три. К тому же Бабель прав: на этой войне лучше быть убитым, чем пропавшим без вести. Внешняя сторона событийности обманчива. Сын известного аварского поэта и арабиста Гамзата Цадасы начинал, как все молодые стихотворцы. Никто ему не радел со стороны. Я