поведено отрекаться от всякого рода нечистоты, – пишет Тертуллиан, – стало быть для нас должен быть заперт и театр, который составляет, так сказать, седалище бесстыдства, где ничему иному нельзя научиться, как только тому, что повсеместно не одобряется. Величайшая прелесть театра состоит обыкновенно в представлении всякого рода позоров. Позоры эти выводит на сцену тосканец нескромыми своими телодвижениями, или комедиант, переодетый в женскую одежду, своими пантомимами посредством гнусных непристойностей, которым приучил он свое тело с самого детства, дабы подавать другим пример бесчинства». (Тертуллиан, гл. XVII).

«Два богомерзкие божества Венера и Бахус председят как над действиями театра, так и над театром, наблюдая и за гнусностью жестов и за другими развратными телодвижениями, чем наиболее отличаются актеры в комедии. Сии последние в жалком своем ремесле вменяют себе как бы в славу жертвовать своей совестью Венере и Бахусу, представляя или ужасное распутство, или самое грубое сладострастие». (Тертуллиан, гл. IX).

«Что же происходит отсюда? Вот что. Кто на улице посовестился бы поднять несколько робу, чтобы исправить свою нужду, тот в театре становится столь бесстыден, что без всякого зазрения перед всем светом обнажает такие части тела, которые наиболее должен бы скрывать. Кто перед дочерью своей не смел бы произнести ни одного неблагопристойного слова, тот сам ведет ее в комедию, чтобы она слышала самые скверные речи и видела всякого рода неприличные коверканья». Вообще, по Тертуллиану, театр представлял так много дурного, что скромность не позволяла и высказывать всего. «Я лучше хочу ни о чем не говорить, нежели приводить иное на память». Не делает исключения Тертуллиан и для трагедии, когда говорит о вреде театральных представлений.

«Комедия есть, так сказать, пишет он, школа нечистоты, а трагедия учит только жестокости, злочестию и варварству.

Будьте уверены, что рассказ о постыдном деле столько же опасен, как и само дело». «Сверх сего, говорит Тертуллиан, описывая на этот раз театральную публику и нравы, известные бесстыдницы, опозоривающие тело свое перед обществом, не бывают ли в театре тем несноснее, что показывая в других местах гнусность свою одним мужчинам, тут обнаруживают ее перед другими женщинами, от коих всегда стараются скрываться. Они тут являются перед всем светом, перед людьми всяких лет, звания и достоинства. Публичный глашатай провозглашает сих блудниц во всеуслышание тем, которые слишком хорошо их знают. Вот, говорит он, ложа такой-то: чтобы видеть ее, надобно всем пожертвовать, она имеет такие-то и такие-то качества… Но прейдем в молчании все подобные гнусности, которые должны бы быть погребены под непроницаемым мраком, дабы не осквернять и света дневного. Зачем смотреть на то, что запрещено нам делать.

Почему вещи, оскверняющие человека языком, не могут осквернять его очами и ушами, тогда как очи и уши суть, можно сказать, преддверие души нашей? Таким образом театр непременно должен быть возбранен. (Тертуллиан, глав. XVII).

Будучи беспристрастным наблюдателем и описателем театра, Тертуллиан не умалчивает, что были и такие пьесы, которые отличались скромностью и не имели безнравственного характера; но и против подобных пьес он не мог не предостерегать простодушных. Вот его внушения: «Положим, что на зрелищах происходят иногда вещи, в самом деле приятные, простые, скромные, не бесчестные; но вспомни, что обыкновенно яд смешивается не с желчью, а со сладкими и вкусными жидкостями. Так всегда дьявол поступает; он кроет смертельный яд свой в яствах наиболее приятных и лакомых. Обращай внимание не столько на удовольствие, сколько на опасность, неминуемо сопряженную с сим удовольствием». (Тертуллиан, гл. XXVII).

«Нужны ли еще доказательства, – заканчивает свою речь против театра Тертуллиан, – для убеждения истинных служителей Божиих, возгнушаться всем тем, что принадлежит к зрелищам, так как все сие противно божественному их Учителю».

Другой писатель середины III века св. Киприан еп. Карфагенский восстает на театр с неменьшей силой. Он оценивает по их нравственному влиянию не одни комедии и трагедии, но и все другие представления, какие давались на театральных подмостках. Все они, по Киприану, ведут к одному и тому же, нравственному растлению. Предостерегая христианина от удовольствий, доставляемых театром, Киприан пишет: «Когда я коснусь бесстыдных шуток сцены, то мне стыдно и передавать о том, что там творится, стыдно и осуждать то, что там делается, осуждать строфы из басен; хитрости прелюбодеев, бесстыдство женщин, шутовские игры гнусных скоморохов, самых даже почтенных отцов семейств, то приходящих в оцепенение, то высказывающих любострастие, во всем оглупевших, во всем бесстыдных. И несмотря на то, что негодяя (комедианты), не обращая внимание ни на происхождение, ни на должность, никому не дают в своих словах пощады, несмотря на то все спешат на зрелище. Находят удовольствие в том, чтобы видеть общее безобразие. Сходятся в это дом публичного бесстыдства, в это училище непотребства для того, чтобы и тайно совершать только то, что изучается публично; среди самых законов научаются тому, что воспрещается законами. Какая срамота в самых состязаниях! Мужчина лежит под мужчиной, бесстыдно обнявшись и сцепившись друг с другом. Высматривают, кто победит, но прежде всего побежден уже стыд. Вот один нагой скачет перед тобой; другой с напряженным усилием бросает вверх медный шар; не слава это, а безумие». «Даже те из женщин, которых несчастье довело до рабства непотребству, в публичном месте скрывают свое распутство и предаются наслаждению похотью только тайно; стыдятся показать себя открыто даже те, которые продали стыд свой! А между тем такое же публичное позорище совершается перед очами всех, и совершающие сопереживают непотребство бесчестных женщин. Допытались даже, как бы совершать любодеяние на глазах других!» «Потому-то верующие, христиане, внушает св. отец, должны убегать от этих столь пустых, пагубных и нечестивых зрелищ: надобно блюсти от них и зрение наше и слух. Мы скоро привыкаем к тому, что слышим и что видим. Ум человеческий сам по себе склонен к порокам.

Что же он сделает сам с собой, если будет иметь скользкие образцы чувственной природы, которая охотно предается пороку? Да, нужно удалять душу от всего этого». «Что делает на этих зрелищах христианин, верующий, которому непозволительно и помышлять о пороках? Какое удовольствие находит в изображениях похоти, могущих довести его до того, что и сам, потеряв здесь стыд, сделается более отважным на преступления? Приучаясь смотреть, он приучается и делать». (Св. Киприан. «Книга о зрелищах», стр. 343–346.)

Христианский писатель начала IV века Лактанций, сравнивая гладиаторские игры и театр по их влияния на нравственную природу человека, более вредным считает влияние театра. Этот талантливый писатель в немногих словах, в которых он выражает свой взгляд на театр, высказывает много тонких наблюдений, глубоких соображений. «Не знаю,