Шрифт:
Закладка:
— Хочу на лошадь в полоску! На зебру хочу! — повторял сын.
Отец не мог отказать сыну.
Четыре зебры было у него. Вента, Слава, Спутник и Лотос.
Отец выбирал.
— Почему на кругу одни пони и ослики? — спросил сын. — А зебра, что, не может?
— Может, и может, — сказал отец.
Он выбрал Славу. Самую добрую, ласковую! Никогда не буянила. Характера не показывала. Добрейшая из добрейших!
Отец подсадил сына на лошадь:
— Давай! Поудобней! Вот так!
— Хорошо! — сказал мальчишка. — А ты не хотел… Пони, ослики!.. Еще говорил, что зебры не хотят служить людям!
И тут лошадка в полоску выдала.
Она подпрыгнула, сбросила мальчишку на землю и дважды ударила его сильными задними ногами. Потом виновато посмотрела на хозяина и на мальчишку: мол, этого никогда не будет! Я вам не пони и не ослик!
…Мальчишка отлежал в больнице три месяца.
Сейчас жив-здоров.
Похититель консервов
На одной северной пограничной заставе неожиданно стали пропадать консервы. Рыбные и мясные.
Доставит вертолет продукты на заставу, солдаты разгрузят их, отнесут в склад, запрут, а утром…
Утром повар обнаружит: нет двух-трех банок консервов. И ящики покорябаны, и следы чьи-то звериные — и в складе, и возле, на снегу. В снежную целину уходят.
ЧП, как говорят в армии. Чрезвычайное происшествие!
На заставе жили кошка и несколько собак.
Но это не их работа.
Даже по следам — не их.
Да и воспитаны они прилично, кошка и собаки, и сыты.
Пост у склада никогда не выставляли. Не было в этом необходимости. На сотни километров вокруг снега, тайга, а если что-то случится, пограничники и так всегда начеку.
Тут начальник заставы приказал выставить у склада ночной пост.
Выставили.
Солдаты дежурили всю ночь у склада.
И все было нормально.
Ни одной банки консервов за ночь не исчезло.
И вторую ночь — так.
И третью…
И пятую…
Снял начальник заставы пост.
Сказал:
— Что зря ребят по ночам мучить! А вот внимательность свою повысьте и во что бы то ни стало обнаружьте мне этого жулика. Кстати, обратите внимание и на такую деталь: макароны он не таскает, муку не трогает, сахар не берет… А следы на снегу оставляет… Банки катает… Лапами катает… Проследите! В общем, проявите находчивость!
На седьмые сутки к начальнику заставы прибежал солдат:
— Обнаружил! Песец! Самый что ни на есть песец!
— А голубой или белый? — пошутил начальник заставы.
— Этого не знаю, — признался солдат. — Своими глазами его, стервеца, видел, но… В темноте никак не поймешь, какого он цвета… А ночью все вокруг бело-голубое…
Похвалил начальник заставы солдата.
— Может, пристрелить его? — спросил солдат. — Я готов, выслежу…
— Стрелять не надо, — сказал начальник. — Песец дорогой зверь, на вес золота ценится… Беречь его надо, а не стрелять. А вот обмануть его надо. Придумайте у склада что-нибудь… Чтобы песец не ходил! Да вы придумаете!
И пограничники придумали.
Теперь стоит у склада фигура часового с автоматом в руках. Да не просто чучело, а почти живая фигура. Каждый час автомат вроде бы тихо стреляет. Пограничники придумали такой механизм на батарейках, что он хорошо срабатывает.
Свои не слышат, а песец, видимо, слышит.
Следы его пограничники видят, но не ближе пятидесяти — ста метров от склада.
Ближе песец не подходит.
А может, и не он, а другой песец?
Но и консервы с пограничного склада никто пока не ворует.
…А было это на Камчатке, на самом дальнем краю ее.
Буйволенок черный Ким
Очень красива северная корейская земля зимой!
Мороз. Голубое небо. Солнце. Степи и горы со снежными вершинами. Все розово! Тихо!!!
Только «Волга» наша шумела по асфальту. И от «Волги» шел бензинный душок…
Мы проехали древние деревянные пагоды, повстречались с пионерами в сельском доме культуры, в двух городах прошли по цехам новых заводов и приехали в Паньминчжо́н — на границе между Северной и Южной Кореей. Советских людей там не было, кроме нас, а вот американцев — полно. Почему-то именно американцы защищают Южную Корею!
Как говорится, бог с ними!
Мы прощались с американцами в белых касках, с какими-то знаками на форме — и там и всюду их было много, включая пограничный мост, — и поехали в сторону Пхенья́на.
Мороз крепчал. И небо голубело. И солнце, почти красноватое, садилось за горы. Снежные шапки гор розовели.
Наша «Волга» дала ход.
Скорей бы в Пхеньян!
Дорога была почти свободна.
Изредка по обочине шли редкие пешеходы — чаще женщины или ребятишки.
Но вот впереди оказался пешеход, мимо которого никак нельзя было проехать.
Он жался в сторонку от редкого в эту пору транспорта и от нашей машины, как я заметил, заранее шарахнулся в сторону. А на поводке он держал маленькое подобие черного буйвола. Гаур — так зовут его в Индии, Китае, Бирме, Индонезии… Я не мог ошибиться, хотя это был буйволенок…
— Остановите, пожалуйста! — попросил я своих корейских друзей, и «Волга» остановилась рядом с путником и буйволенком.
Мы вышли из машины.
Корейцы говорили между собой.
Я гладил буйволенка.
От него шел пар. Шерсть лоснилась и покрывалась инеем.
Дал ему печенье.
Буйволенок принял.
Печенье кончилось, и я дал ему две конфетки, подаренные пионерами в сельском доме культуры.
Буйволенок лизал мне руки шершавым языком.
На морозе он был теплым, горячим.
Уши его и изогнутые рожки вздрагивали.
Он не мычал, а издавал тихий ласкающий лай. То ли на собачий похожий, то ли на слоновий. Иногда маленькие слоны так говорят с людьми.
Корейцы поговорили между собой, и мы сели в машину.
— Кто этот человек? — спросил я своих друзей.
— Из Южной Кореи, — объяснили мне. — Идет к нам. Там его начисто ограбили, убили сына, сожгли дом. Он не коммунист, но теперь хочет им стать. Мы объяснили ему, куда идти, что делать…
— А как зовут его буйволенка? — спросил я. — Узнайте, пожалуйста!
Путник еще стоял у машины, а черный буйволенок лизал дверцу и серебристую ручку нашей черной «Волги».
Корейцы перевели мой вопрос и ответ путника:
— Это действительно черный буйвол, гаур, бык джунглей. Его зовут Ким. Он очень умный. Наш товарищ говорит, что Ким — это все, что осталось от его дома, от его семьи… Он надеется на новую жизнь.
Мы расстались с путником.
И с Кимом.
Буйволенок
