Многозначительная пауза договаривает за Эдуарда Александровича. Для японцев же лучше, чтоб у них нашлось.

— Эдуард Александрович, я вам нужна при переговорах? — загоняю в угол ревнивую идиотку, натягивая на лицо деловое выражение.

С одной стороны — это немного нагло, влезать в разговор, с другой стороны — ожидать, пока на меня обратят внимание, мне уже надоело.

— Вы были мне нужны для обсуждения компенсации, — задумчиво откликается Козырь, — с Кадзу я разберусь с глазу на глаз.

— Я бы занялась сейчас работой своего отдела, если это возможно, — вот как отсигнализировать боссу взглядом, что мне сейчас нестерпимо хочется уйти куда подальше. Лишь бы не видеть Яра и не думать, сколь много места в его голове сейчас занимает Кристина.

Козырь пристально смотрит на меня, снова тянется к своему планшету, что-то проверяет.

— Да, Вика, работа моих людей в вашем кабинете закончена, — он коротко покачивает головой, — вы можете идти. Вопрос вашей компенсации я обдумаю на досуге. Только, пожалуйста, лучше изучите регламент безопасности для руководящего состава. Мне сыграла на руку ваша наивность в некоторых вопросах, но впредь…

— Я поняла, — я опускаю ресницы, мысленно выбирая себе способ казни, гарантированный мне в случае дальнейшей промашки.

И никаких больше пропусков в чужие руки. Даже подержать.

К моему удивлению, Яр догоняет меня в холле.

— Вы уже договорили?

— Потом, — Ветров кратко дергает подбородком, — Эду не терпится содрать сорок шкур с Такахеды, а я слишком зол на него, чтобы вести хоть какой-то диалог.

— Ну да, ну да, — скучающе откликаюсь я, раздраженно тыкая в и без того весьма чувствительную кнопку вызова лифта.

И почему у нас нет, как в той Японии, комнаты с боксерскими грушами, на которых отпечатаны фотографии руководителей предприятий. Ух, я бы оторвалась на кое-ком.

— Вика, ты ведь на меня злишься, да?

Мне отчаянно хочется ему по аплодировать, стоя, за такую смелую гипотезу.

— Почему ты на меня злишься, Ви?

А нет, стоп, аплодисменты отменяются, прозрение не случилось. Ну что вы, господа, я все понимаю, все так непонятно…

— Ветров, ты бы хоть вид делал, что тебя не парит факт измен твоей бывшей невесты, — огрызаюсь я неохотно, — а то уже даже я сочувствую твоей скорби по твоим поруганным чувствам.

— Чувствам? — Яр приподнимает бровь, но я не собираюсь на это любоваться. Лифт уже приехал! — Ви, ты меня ревнуешь? — второй раз меня нагоняют уже в кабине. Курьер в желтой кепочке заинтересованно косится в нашу сторону. Согласна, Ветров как всегда перебирает, навис надо мной, глазами своими бесстыжими на меня вовсю таращится.

Да еще с каким азартом, кажется, ему внезапно оказывается приятна мысль, что я действительно могу его ревновать к кому бы то ни было.

— Нет, — огрызаюсь я, не собираясь делать больше ничего, кроме как отрицать очевидное, — просто размышляю, кому ты завещаешь сорок килограммов своих рогов. Чур, я в очереди первая, мне полагается моральный ущерб.

— Что же ты с ними будешь делать?

Смеется. Он еще и смеется, глядя мне в глаза! Я снова начинаю тосковать без своей сковородке. Но её как всегда нет рядом в сложную ситуацию.

— Повешу на стену, буду наслаждаться этим потрясающим зрелищем, — категорично отрезаю я, скрещивая руки на груди, — должно же мне что-то остаться на память о наших двух неделях.

Это я брякнула больше от досады. И быстро пожалела — потому что веселья в глазах Яра резко поубавилось. Забыл, да?

Курьер сваливает из кабины лифта, никого нового не заходит. Ну и замечательно!

— Я не оплакиваю верность Кристины, Ви.

Я фыркаю. Да-да, милый, очень на это похоже.

— Я просто вспоминаю, что я тогда думал… — Яр болезненно морщится, — о тебе, о Кристине… Я был такой идиот, если честно.

— Ты, конечно, думаешь, что ты изменился? — елейным голосочком уточняю я. Ну, а что поделать — никак не могу удержаться!

Лифт наконец-то прибывает на нашу станцию.

— Я и до сегодняшнего дня знал, что ты — единственно верный выбор, который я сделал в своей жизни, — голос Ветрова заставляет меня остановиться и обернуться к нему, — а сегодня понял это совершенно ясно. Вся и проблема, что из-за меня у нас нет будущего. Пока я тратил время на… проходные варианты, ты пыталась преодолеть то, что я для тебя устроил. А теперь — у нас есть только две недели и моя идиотская надежда, что ты все-таки захочешь продлить мой срок.

Я досадливо прикусываю губу. Где потерялся мой цинизм, который всегда синхронным комментатором отпускал язвительные замечания к каждому слову этого мужчины. Тот, кто заставлял меня ему не верить. Вот только в его глазах я и вправду не вижу ни скорби, ни печали, ни фальши.

Может быть, он просто научился мне убедительно врать?

— Две недели, Ветров, — язвительность выкручиваем на максимум, тепла на минимум, — и это при условии, что ты принесешь мне справочку, что любовные утехи с тобой не грозят мне никакими неприятностями. Надо было сразу спросить, да кто ж знал. Без справочки тебе придется только много спать по ночам. В своей квартире.

Эй, кто тут хочет мне сказать, что я — вредная коза? Ой-вэй, вы-таки совершенно правы!