мог, разве что предполагал — главное, наверное, составит освоение опыта минувшей войны… Ее итоги в то время уже становились предметом не только теоретических обобщений, но и острой борьбы, фальсификаций. На Западе быстро проявили себя люди, которым не по нутру оказался главный итог войны — то, что решающий вклад в победу над силами агрессии внес Советский Союз.

Кому же, как не таким, как я, прошедшим войну от начала до конца, и следовало, размышлял я, вникнуть в ее уроки, усвоить все ценное, чтобы передать его новому поколению защитников Родины… В то время не было убедительнее иной науки побеждать, нежели та, которую славными подвигами и огромными жертвами добыла Красная Армия. Ни Черчиллям, ни Трумэнам, сколько они ни тщились тогда и позже затемнить и опорочить нашу Победу, это не удалось. Мир жил, развивался, пользуясь прежде всего ее плодами: в странах Восточной Европы утверждался строй народной демократии, одерживала успехи народно-освободительная война в Китае, поднимались на борьбу народы колоний.

Признаюсь, именно в пути, в этом купе, к которому мы привыкли за 12 дней, у меня зародилась мысль: в недалеком или далеком будущем восстановить в памяти, что у меня было связано с родной 39-й армией, написать воспоминания о ее вкладе в Победу. Была это только задумка, мечта, и далеко не сразу я мог приняться за ее осуществление.

15 марта 1947 года мы прибыли в Москву.

17 марта стало для меня днем вдвойне знаменательным. В этот день в нашей семье появилась вторая дочка — Лена и началась моя учеба в Военной академии Генерального штаба.

Не могу не сказать здесь и еще об одном приятном для меня событии: к концу этого же месяца на учебу в Военную академию Генерального штаба из Порт-Артура приехал полковник М. А. Волошин, с 1942 года возглавлявший разведотдел 39-й армии.

С Максимом Афанасьевичем мы были давними друзьями. Он, как и я, был призван в Красную Армию в 1929 году и действительную служил в 96-й стрелковой дивизии. И ему, и мне как коммунистам в 1931 году предложили остаться на сверхсрочной службе. Тогда-то, уже будучи секретарями партийных бюро частей названной дивизии, мы с ним и познакомились. В 1938 году нас одновременно направили на учебу в Москву — его в академию имени М. В. Фрунзе, меня — в академию имени В. И. Ленина.

Великая Отечественная война еще теснее связала нас по службе. В 1942 году я был назначен членом Военного совета 39-й армии, а вскоре неожиданно для меня на должность начальника разведотдела сюда прибыл и Волошин. Так мы затем и прошли с ним рука об руку всю тяжелую военную пору, вместе оказались и в Порт-Артуре, где подружились и наши семьи, жившие по соседству.

В своих воспоминаниях я часто отмечал его как отличного организатора разведки, храброго и целеустремленного офицера, с большой ответственностью выполнявшего любое порученное ему дело. Назначением его комендантом Порт-Артура Военным советом 39-й армии было выражено высокое к нему доверие и уважение, которое он с достоинством оправдал. Напомню еще поистине смелую поездку Волошина за пределы Гуаньдуна к командующему чанкайшистскими войсками, снявшую опасность перенесения бедствий гражданской войны на территорию полуострова.

Забегая вперед скажу, что М. А. Волошин после завершения учебы в Военной академии Генерального штаба еще долго успешно трудился на ответственных военных должностях, успел написать книгу о военных годах и до конца жизни проявлял интерес к моей работе над воспоминаниями о 39-й армии. Память о нем для меня особенно дорога.

* * *

Через три года напряженной учебы я закончил академию с золотой медалью.

Потом миновало еще немало лет, в течение которых я служил на различных должностях в Советской Армии. И чем ближе подходил срок окончания моей военной службы, тем чаще я возвращался к своей старой задумке рассказать о моих фронтовых друзьях-товарищах, о боевом пути 39-й армии.

Сложилась целая сеть музеев и комнат боевой славы и отдельных соединений, входивших в состав 39-й армии, — 17, 19, 91-й гвардейских и других стрелковых дивизий — в Москве, Красноярске, Харькове, Витебске, Духовщине и еще нескольких городах страны. Все они проводили большую военно-патриотическую работу среди молодежи, оказывали помощь партийным, комсомольским и другим общественным организациям в пропаганде традиций Советских Вооруженных Сил.

Значит, боевая история 39-й армии уже работала, на ней воспитывалась молодежь.

После выхода в 1982 году в серии «Военные мемуары» моей первой книги «С думой о Родине», рассказывающей о боях 39-й армии на Западном театре военных действий, я получил много писем от читателей, в большей части которых положительно оценивался мой труд.

С благодарностью я принял содержавшиеся в письмах замечания и пожелания, тем более для меня полезные, что я в это время начал работу над продолжением своих воспоминаний.

Давался мне этот труд нелегко: ведь мне уже шел восьмой десяток лет. И если вторая книга теперь завершена, то в значительной мере потому, что большую моральную и практическую поддержку оказали мне мои боевые друзья, ветераны 39-й армии, имена которых читатель встретил на этих страницах, — Н. В. Поздняков, В. И. Клипель, И. В. Ефебовский, Г. С. Розанова и другие. Им, как и проявившим к моей работе заинтересованное внимание сотрудникам Центрального архива Министерства обороны СССР, я в первую очередь хотел бы выразить свою глубокую признательность.

Далекий от мысли тем или иным образом соотносить свой скромный труд с лучшими произведениями этого жанра, не могу не сказать, что в меру своих сил я стремился следовать великому завету, заключенному в словах Л. Н. Толстого: «Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — ПРАВДА».

Великая Отечественная война, с которой связаны мои воспоминания, сохраняется в памяти ее участников разными своими сторонами, вызывая и чувство гордости за наш народ, за наши Вооруженные Силы, сумевшие переломить ее ход в свою пользу, и тяжелые раздумья о неисчислимых бедствиях, которых могло не быть. История военных лет включает в себя многое, и ничто в ней не может предаваться забвению.

У меня, как у участника Великой Отечественной войны от ее начала и до конца, разумеется, нет оснований не поддерживать критический анализ ее истории. Я воочию видел, какой дорогой ценой оплачивались те просчеты, о которых в условиях широкой гласности так смело и эмоционально высказываются теперь многие авторы.

Тревогу и неприятие, однако, вызывает то, что среди обоснованных суждений о необходимости пересмотра или уточнения ряда укоренившихся в период культа личности и последующих лет трактовок событий Великой Отечественной