– Я не думаю. Поэтому и спросил.

Тяжело вздохнул.

– Я правда здесь… Скажи, чем занимаешься.

– Скучаю, мой Дарга.

– Что-о?

– Скучаю.

– Для того, кто скучает, ты совершаешь слишком много подозрительных действий.

– Ничего необычного. Безделье… Правлю айрог. Сею искры.

– Ничего не понял.

– Ключевое слово здесь – безделье.

– Ну так займись чем-нибудь.

– Нет – это не та скука и не то безделье, как у вас. Тоска – мой айрог деформируется. Приходится править; заглядывать дальше. Я, мой Дарга, тоскую. Скучаю по тьме… Дому. Близким.

Хандрил парень.

Я сел напротив него, минуту молчали.

– А ты скучаешь по родным местам? – внезапно спросил у меня Хан.

Задумался.

Вспомнил Анхельм, Дворец, Поместье, Площадь Аттула…

– Нет, Хан, – потом задумался еще. – Хотя, смотря что именно принимать за родные места…

Периодически я думал об Авалонском храме, вспоминал с теплотой.

– Да, скучаю. Но я то понятно… А по каким вещам ты можешь скучать там? Ну, если родных исключить.

Он глянул на меня своими изумрудными глазами.

В чертах лица какая-то несвойственная хитринка появилась. Улыбнулся добродушно:

– Ты был за Пределом?

– Был.

– О, – он удивился, заинтересовавшись пододвинулся. – А где именно?

– Восточное Клеймо.

– Так это не то совсем, – он в задумчивости Авалонский шлем на бородке закрутил. – Там помойка, а я вот из Зеленой Ярмарки...

– А это…

– Отсюда на юго-запад. Южнее второго криптского форта. И, я уверяю, это лучшее место, красивее которого не сыскать во всей бездне, – указал на татуировку зеленого шатра над бровью. – Вот метка. Как тебе в Восточном клейме?

– Не понравилось. Пустовато, серые злые; мародёры рыщут, по лесам иски сидят. Куда не дёрнись – везде сожрать пытаются. Грустно, уныло, грязно.

Хан важно кивнул.

– Говорю ж, помойка.

– Мне показалось в других местах также должно быть, разве нет?

Хан презрительно фыркнул:

– Эка, Дарга, ты оскорблениями стреляешься. Не круто. С другой стороны, ты же имперец, вполне естественно, что ты не понимаешь…

– Так ты расскажи, объясни, может и пойму.

– Хорошо. Ну вот в Ориасе, в Анхельме приморском такой же климат как здесь?

– Нет.

– Вот!

– Ты ничего не объяснил.

Он пожал плечами:

– Везде по-разному, друг. А что касается ваших имперских земель: во-первых, у вас тут банально холодно.

– Холодно? – вот уж не подумал бы.

– Холодно, да. И сам воздух неприветливый, как льдом обжигает. Постоянно кашель толчётся в глотке и как грязь оседает на стенках – неприятно. Во-вторых, свет, глаза болят от солнца вашего…

– Так если тут плохо так, что ты тут делаешь?

Хан кивнул:

– Я себя тоже спрашиваю об этом часто. Но меня изгнали, выбора нет – и таков айрог; быть здесь.

– Изгнали?

Он кивнул.

– Таков айрог, – повторился.

– Ты часто говоришь про айрог этот свой. Что это вообще за штука?

Задумавшись, он увел взгляд к потолку:

– Айрог – это когда делаемое тобой дело: поступки, действия – часть твоего нутра. Как продолжение. Трудно объяснить… когда равновесие есть. Когда ты и твое действие часть большого мирового биения, и не получается противоречия. Ты и мир идете ровно. Я для этого и держу, – он показал череп птицы.

На его лице озарение проявилось, он широко-широко улыбнулся, демонстрируя идеальные белые зубы:

– Хочешь попробовать? По-своему айрогу свериться?

– Не соглашайся! – крикнул Принц.

– Как?

– Держи рахан-птицу.

Он протянул, я взял.

– Теперь проведи рукой по клюву.

Сделал…

– И…

Это была не лучшая идея.

Меня выбило.

В чёрно-зеленом потоке меня швыряло и ломало об углы.

И смех преследовал, бил пулеметной очередью в голову.

– Дрянь, – сказал и чуть не захлебнулся.