Шрифт:
Закладка:
Теперь начну Вам говорить о себе и о своих. Не поскучайте.
Перенесете кафедры в Аян я отлагаю, в надежде чрез 2–3 года переселиться совсем на устье Амура. Этого мнение и г. Генерал-Губернатор наш. Сына моего, Гавриила, он просит назначить на Амур миссионером, и, конечно, могу ли отказать ему в этом. Но за неполучением из Св. Синода позволения, ныне я не пошлю его туда. Он ныне со мною пойдет в Ситху; а на будущую весну опять придет в Аян и, если будет позволение Св. Синода — он пойдет на Амур, а если нет, то придет назад в Ситху, взяв свою подругу, которую мы оставляем в Аяне у родных (у моей дочери и зятя) для того, чтобы не мучить ее напрасно по морю в двукратные длинные плавания, а, пожалуй, по обстоятельствам ей нельзя будет на весну и идти на судне.
Теперь скажу Вам, как моему лучшему другу, в надежде, что и Вы порадуетесь моей радости, которою Господь наградил меня, недостойнейшего, в моих детях.
Сын мой, Гавриил, так утешил меня своею преданностью Господу в выборе подруги себе, что я даже уважаю его. Немного ныне найдется таких! да сохранить его Господь до конца дней его в этом духе преданности Богу и любви ко мне! Он сам, добровольно давши обещание жениться на той, которую изберете ему Варвара Сергеевна[195], (которую он любил и уважай, как мать, а поэтому и я поручил ей его; я сам лично ее знаю очень плохо) — и он это исполнила, несмотря на сильный искушения и даже на то, что избранная ему невеста не понравилась ему, и он к ней был совершенно равнодушен. Но не хотел изменить веры и надежды на Господа. Все это знал и Владыка Московский. Но зато премилосердый Господь наградил его за то, сверх любви многих, и подругою, которую он, испытав в пути различными образами, узнал и полюбил так, как только можно. Слава и благодарение Богу за то! Судя по письмам его и Вашему, и я не надеялся найти ее такою, какова она есть. С первого взгляда она и мне не понравилась (эта такая ее доля), не имея привлекательной наружности и светского образования, которым умеют самую незаметную прелесть выказать на удивление и аханье. Первое, что заставило меня обратить на нее внимание, то ее череп головы (а я на это давно обращаю внимание и, кажется, еще не ошибался); вижу: голова у ней и профиль довольно хороши, даже очень хороши, должен быть ум, и точно, она очень — очень неглупа, и рассудительна, (когда узнала все причины, заставляющая нас оставить ее в Аяне, она поняла и согласилась с нами, разумеется, не без слез). Потом ехавший с ними по Аянской дороге чиновник не молодой (поляк) с удивлением рассказывал всем, как о чуде, что жена сына моего при всех очень продолжительных, частых и различных неприятностях от комаров, от дождей, грязей и проч. ни разу не возроптала и не сердилась. — Это пало мне уже прямо на сердце, и я стал испытывать и сердце ее разными испытаниями; стал с нею беседовать наедине и вниманием моим прибрел ее доверенность и любовь. Она рассказала про себя все, не скрывая ни своих слабостей, ни незнания своего, а когда я ей рассказывал что-нибудь божественное или назидательное, она слушала со всем вниманием и с размышлением. Наконец я увидал, что она не ленива молиться и молится часто в церкви и со вниманием. Сердце у ней очень доброе, чувствительное. После всего этого мог ли я ее не полюбить? Мог ли и могу ли я не благодарить Господа Бога моего, выну благодеющего мне, недостойнейшему. Мне остается теперь только молиться за них и за всех их благодетелей и любящих их. Слава и благодарение Господу!
Если бы я не боялся наскучать Вам моею говорливостью о сыне и невестке моей, то я бы готов еще продолжать. Вы сами знаете, что когда полно сердце, тогда нет конца словам. Но довольно! сущность деда Вы уже знаете, и я уверен вполне, что и Вы разделите со мною и со всеми нами радость нашу, и скажете с нами: слава и благодарение Господу! Ибо мы все трое счастливы!
Сын мой поведал мне все, случившееся с ним со дня нашей разлуки-решительно все, и такое даже, чего иной сын побоялся бы сказать отцу своему! Следовательно, я узнал от него — кто какое в нем принимали участие, кто и как об нем заботился и хлопотал и проч. Понятна мне любовь и заботливость Владыки о сыне моем. Понимаю, что и богатому не трудно сделать помощь неимущему. Но не могу подивиться Вашей и сестрицы моей, Александры Никитишны, любви и материнской заботливости, а также и Ольги Никитишны. Сын мой мне сказывал все, как они хлопотали, с каким радушием, с какою неутомимостью, с какою заботливостью — бережливостью, даже со слезами. Боже мой! за что мне все это? чем это я приобрел! Ах! возлюбленнейший мой — родной мой Николай Емельянович!
Вы решительно поставили меня в тупик. Я не нахожу никакой возможности отблагодарить Вас ни словами, ни делами. Одно только мне утешение — молиться о Вас. И, о! если бы Господь утешил меня тем, чтобы мне где-нибудь иди как-нибудь — когда-нибудь оказать Вам или детям Вашим какую либо услугу! Но дай, Господи, в то же время, чтобы никогда ни Вы, ни дети Ваши не были в нужде — искать чьей либо услуги! Но что бы я ни говорил и ни наговорил здесь во изъявление моей к Вам глубочайшей благодарности, все будут только слова и слова, а тут нужны не слова и даже не вещественные какие-либо выражения; ибо Ваша любовь к нам постоянная, бескорыстная, чистая, христианская выше всякого вещественного вознаграждения. — Примите уверение, мой возлюбленнейший о Господе, что я высоко ценю Вашу любовь к нам и остаюсь и останусь благодарным по гроб мой, и, о! если бы и за гробом моим мог молить о Вас так же,
