— В таком случае я должен объявить, что мы запрещаем тебе ехать в Московию!

— Я плюю на ваши запреты, — презрительно отрезал Захария.

Раввин долго молчал. Потом зловеще спросил:

— Знаешь ли ты, что такое пульса де-нура? Это огненный бич, которым Бог наказывает грешников, нарушивших законы Торы. Если ты не подчинишься общине, мы совершим над тобой этот древний обряд. Мы соберем на кладбище десять раввинов, зажжем черные свечи и будем молиться о твоей смерти. И возмездие настигнет тебя так же неотвратимо, как неотвратим восход солнца!

Оливковое лицо Захарии на мгновение стало серым. Потом он насмешливо усмехнулся:

— Мои предки родом из Италии. Там существует старинный оберег от проклятий. Надо всего лишь подергать себя за причинное место, и они теряют силу.

— Напрасно смеешься, Захария Скара! Знай, что еще никто не выжил после пульса де-нура!

— Но и ты, раввин Мойше, знай, что иудей, призывающий на другого иудея гнев суда небесного, заплатит своей жизнью, если тот окажется невиновен! А теперь убирайся прочь!

Оставшись один, гахан гневно стукнул кулаком по столу с такой силой, что из нетронутого гостем кубка выплеснулось вино.

3

Шумно отпраздновав Песах, Захария Скара в сопровождении шестерых всадников двинулся в путь. От Чуфут-Кале до Перекопского залива добрались всего за три перехода. Захария ехал в расстегнутом полосатом кафтане, прикрыв от весеннего солнца бритую голову круглой каракулевой шапкой-караимкой и напевая себе под нос пасхальные земироты[42].

На горизонте тускло взблеснули зеленовато-серые воды залива, и пахнуло гнилью застоявшейся воды. Открылся просоленный, безжизненный берег, окаймленный бурыми грядами прошлогодних водорослей, лишь кое-где поросший сизой полынью и красноватой полянкой. Кони сунулись было пить, но, попробовав горько-соленой воды, в которой плавали медузы, с отвращением фыркнули.

Дно залива было песчаным, местами илистым и просматривалось насквозь. Кони звучно взбивали ногами теплое мелководье. Солнце припекало все сильнее, отражаясь от водной глади. Уже близился полдень, когда далеко впереди в дрожащем мареве показались древние курганы Тарханкута. Потянуло свежим морским ветром. Сразу стало легче дышать, уставшие лошади приободрились и прибавили ход.

И вдруг все поменялось. С запада надвинулась клубящаяся грозовая туча. Установилась странная тишина. Почуяв неладное, тревожно заржали кони. Потом будто кто-то сверху щедро просыпал на воду серебряные шляпки гвоздей. Мелкий дождик тут же сменился яростным ливнем. Налетел шквалистый ветер, заходили мутные волны, обнажая песчаное дно. Всадники сбились в кучу, не слыша друг друга. Внезапно кромешная тьма озарилась трепещущими сполохами огня. Грянул оглушительный гром. Взбесившиеся кони вставали на дыбы, сбрасывая всадников и калеча их ударами копыт.

Стоя по грудь в кипящей воде, Захария Скара поднял голову и увидел в нависшей над ним туче странное пятно, напоминающее чей-то грозный лик. Потом небо прочертил ослепительный зигзаг, похожий на взметнувшийся огненный бич.

— Пульса де-нура! — прохрипел Захария.

Это были его последние слова. Грозовой разряд пронзил тело гахана насквозь.

4

Напрасно прождав Захарию на границе Крымского ханства, посольский дьяк Федор Курицын отправился в Кафу, чтобы узнать, что случилось с гаханом, а заодно встретиться со своим тайным конфидентом — купцом Хозей Кокосом. Здесь его ожидала оглушительная новость. Кокос рассказал, что три дня назад в Кафе объявился слуга Захарии Скары, единственный уцелевший после страшной грозы, застигшей их при переправе через Перекопский залив. И теперь все караимы говорят о еврейском проклятии, убившем их гахана. Ищут Мойше Изгнанника, чтобы побить его камнями, но он как в воду канул.

— Но это еще не все плохие новости, Федор, — вздохнул Кокос. — Вчера с караваном пришел московский купец Сенька Хозников. Ваш митрополит откуда-то проведал, что ты хочешь позвать в Московию литовских евреев. Он пригрозил государю закрыть храмы, если тот не покарает еретиков, и великому князю пришлось уступить. Уже схватили твоего брата Ивана Волка и еще многих близких тебе людей. В церквах вас предают анафеме. Думаю, что тебе нельзя возвращаться в Москву, но и здесь оставаться тоже опасно. Менгли-Гирей непременно выдаст тебя великому князю. Выход один — бежать! Ночью я переправлю тебя на мой корабль, который завтра отплывает в Геную.

* * *

…Три недели спустя в бенедиктинском монастыре, прилепившемся к унылому хребту в предгорьях Альп, появился незнакомец лет пятидесяти. Аббат монастыря радушно встретил гостя и имел с ним продолжительную беседу наедине. Поселили незнакомца в горном приюте, где обычно принимали путников, часто доставлявших аббату загадочные послания, о которых тот ничего не рассказывал братии.

Таинственный гость целыми днями просиживал в монастырской библиотеке либо по поручению аббата писал какие-то письма. По вечерам он поднимался на горный перевал, откуда открывался вид на глубокое ущелье. Здесь он садился на поваленную снежной лавиной сосну и, замерев, часами глядел в аспидно-черное звездное небо, такое непохожее на небо той страны, которую ему уже не будет суждено увидеть никогда…

Глава 10. Пес Господень

1

Доминиканский монах Вениамин все еще пребывал в Великом Новгороде. Когда перевод Библии на церковнославянский язык был завершен, архиепископ Геннадий щедро наградил всех переводчиков и отпустил их восвояси. И только доминиканец смиренно попросил разрешения остаться, предложив перевести и другие душеполезные книги.

Жил Вениамин на владычном дворе совершеннейшим аскетом и, хотя был католиком, каждый день молился в православном соборе. Своими недюжинными познаниями и быстрым умом он сразу расположил к себе владыку Геннадия. Почасту беседуя с доминиканцем на самые разные темы, Геннадий был с ним доверительно откровенен. Он и не подозревал, что под личиной смиренного монаха скрывается тайный посланник святой инквизиции.

Родился Вениамин в солнечной Хорватии, но судьба его вовсе не была безоблачной. Родителей убили турки, а его самого подобрали и взяли на воспитание доминиканские монахи. Орден святого Доминика славился странствующими проповедниками, отвержением земных благ, но более всего — яростным преследованием еретиков. Символом ордена была собака с факелом в зубах, сидящая на раскрытой книге, за что доминиканцы получили прозвище «псы господни».

Опытные наставники учили юного послушника раскрывать еретиков, отличать заблудших от закоснелых, входить в доверие, вызывать на откровенность и прочим хитростям. Юноша оказался способным учеником, и курция ордена решила отправить его для дальнейшего обучения в испанский монастырь Санта-Крус. Здесь молодой доминиканец стал свидетелем свирепых расправ над еретиками, присутствовал на допросах, видел, как на городских площадях разыгрываются страшные мистерии аутодафе. Он удостоился личной аудиенции с Великим инквизитором Томасом Торквемадой и был потрясен несгибаемой волей и фанатичным