Лицо Клемента Гаскойна приобрело сначала изумлённое, затем даже возмущённое выражение. Он дважды хотел что-то сказать, но произнёс лишь на третий раз, хорошо подумав:

— Я-то бывал в Восточном Лесу. Хочу, чтобы вы понимали: лучше уж в Преисподнюю. Там хотя бы знаешь, чего ожидать.

Тиберий гордо задрал голову, выпрямился в седле, положил ладонь на рукоятку меча.

— Я ничего не боюсь, барон. Смерть за веру — венец моих обетов.

Если вести речь о бое, об искоренении врагов Церкви огнём и мечом, то слова насчёт бесстрашия были абсолютно правдивы. Если же говорить об иных страхах — всё становилось сложнее, это ведьма показала наглядно. Но барону знать о подобном не стоит. Как и архиепископу.

Даже допустив мысль о своей негодности к роли магистра, в одном Тиберий не сомневался: уж яркий символ, воодушевляющий каждого рыцаря пример из него получается точно. А это, быть может, даже важнее.

Барон молчал долго, даже слишком долго. Затем толкнул коня в бок: лошадь послушно пришла в движение, и последние слова Клемент Гаскойн произнёс за миг до того, как развернулся.

— Храни вас Творец Небесный. Храни он нас всех.

Глава 14

Крупный мужчина с мясистым носом выглядел угрюмо — но беспокойство его казалось вполне искренним. Явно из тех людей, за суровой и неприятной внешностью которых скрывается добрая душа.

— Полезай-ка в телегу, парень: дело-то к ночи, а места тут нынче неспокойные. Целее будешь-то.

Здоровяк средних лет явно происходил из крещёных гвендлов. Его волосы поредели, были сильно засалены, но цвет и в темноте ни с чем не спутаешь. Медовый оттенок выдавал древний народ практически всегда — наряду с говором и некоторыми чертами лиц.

Телега была крепкая и совсем новая. Может, немного великовата для одной лошади, однако запрягли в неё очень крепкого гнедого мерина. Хозяин повозки носил хороший дорожный плащ. Безусловно, это был простолюдин — но явно не самый бедный в Вудленде.

— Повезло тебе, парень, что меня-то встретил: нынче прирежут и имени не спросят. Да ты не боись. Я-то не обижу. Я нормальный человек-то.

Мартин не боялся. Более того: он знал, что встреча вышла отнюдь не случайная. Сквайру было точно известно, куда идти и к которому часу. Он многое теперь знал наперёд, сам не понимая, откуда.

На облучке телеги устроиться оказалось неудобно: тут поместились бы двое обычных мужчин, но гвендл был слишком велик. Так что Мартин Мик забрался в кузов.

— Гевин меня зовут-то. Я купец-бакалейщик.

— Купец… — задумчиво произнёс мальчишка, пока витающий в собственных мыслях.

— Бакалейщик.

Гевин свистнул лошади, взмахнул вожжами. Телега тяжело тронулась, переваливаясь по кочкам.

— Тебя-то как звать, ну?

— Мартин.

— Мартин. А ты на местного-то не похож. В смысле, не с деревни какой. Чьих будешь-то?

Внешность Мартина, конечно, выдавала. Он и лицом вышел, как человеку благородных кровей положено, и одет был вполне неплохо. Только доспех выбросил: за ненадобностью и скорее даже опасностью. Ни к чему привлекать внимание. Хорошо было бы продать, но кому? Для местных броня слишком дорогая. Ещё подумают что-то не то…

— Я не отсюда. Издалека.

— Ты знатен.

— Мой отец — рыцарь, но это уже совсем не важно.

Гевин только хмыкнул. Похоже, человек он не только добрый, но также не склонный к лишним вопросам. Хорошо. Это очень на руку.

Мартин слабо представлял, что ждёт впереди, и почти не понимал произошедших с ним перемен. Но оставался спокоен: сложилось чёткое ощущение, что всё идёт как должно. Дорога куда-нибудь его выведет, а прочее — не ума Мартина дело. Вот как раз насчёт дороги вопросы у Гевина были.

— Куда путь-то держишь, Мартин? Сворачивать-то не стану: езжай, пока по пути.

— А нам по пути. Вы же на юго-запад?

— Да уж ясно, что не в Восточный Лес! И не в горы. Еду-то я в герцогство Линкольн, точнее — прям в Дартфор. За добрым товаром, стало быть. Лорды-то без соли не едят, известное дело. А тебе там что надо-то?

— Да самому бы знать… — честно ответил Мартин.

Лишних вопросов опять не последовало. Гевин, не отвлекаясь от дороги, заговорил по делу.

— Вижу, стряслось что-то с тобой. Понимаю: житуха-сучка всех поимеет, в хвост и в гриву. Давай, Мартин, так… езжай уж в Дартфор-то со мной. По пути да на месте поможешь старику Гевину, чем сможешь — и считай, в расчёте. Вижу, что ты парень-то нормальный. Небось и с лошадьми обучен. И крепкий. Руки-то не помешают.

— Вы очень добры, благодарю. Я был оруженосцем, умею обращаться с конями.

Доехать до Дартфора — это Мартина вполне устраивало. Один из главных городов страны, прямо в центре Стирлинга. Уж оттуда судьба точно куда-нибудь поведёт. А может, и на месте прояснится что-то. Мальчишка твёрдо знал одно: ехать надо на юго-запад. В глубину Стирлинга, в сторону столицы. Возможно — прямо в неё… опять в Кортланк. Такой знакомый и уже почти забытый, хоть прошло совсем немного времени. Иногда за пару месяцев можно прожить целую жизнь.

Немного необычным выглядело, что купец едет в ночи. Но если подумать — разумно. При той обстановке, которая сложилась теперь в Вудленде, гвендлу не стоило лишний раз попадаться на глаза что патрулям, что местному люду. Угрозы от них больше, чем от тех, кто сознательно рыщет в ночи.

Выглядел Гевин весьма грозно, а за спиной у него лежал здоровый солдатский тесак. Сомневаться в умении купца обращаться с оружием не приходилось.

Топор, который дали Мартину в Колуэе, когда он невольно обманул рыцарей рассказом о лесной хижине, в лесу и остался. Теперь юноша вооружён не был. Он вообще ничего при себе не имел. Не было ни в чём нужды.

Бакалейщик снова начал разговор, когда место их встречи уже скрылось из вида. Видать, его всё-таки тяготило одиночество в дороге — и предпочитающие путешествовать в одиночку бывают рады попутчикам.

— Ты только не думай, что я святой какой-то иль вроде того, раз тебе помочь не против. Тяжело таким, как я-то, нынче приходится. Ты и сам знаешь, наверное: дикие из леса гадят, а гвендлы из Вудленда между молотом и наковальней, выходит. Понимаю, с одной стороны: голод их гонит в набеги, а голод-то, знаешь ли, не тётка. Но, мать их, я-то могу себя честным трудом прокормить! Херли же они, сучьи дети,