Внезапно с шумом распахнулась дверь, кто-то выскочил, чуть не сбив меня, и унёсся. Не удалось его рассмотреть в коридорный потёмках. За ним погнался ещё кто-то с криками:

— Ген, ты всё не правильно понял!

Резво тут проходят репы, однако. В обширной комнате оставалось пятеро «весёлых». Алла с заплаканным лицом сидела на диване. Возле неё стоял и вероятно утешал её маэстро Слободкин. Чуть поодаль сидел за столом и грустно позвякивал стаканом чая Толик Алёшин. Драммер Бог Рычавый, он же Боря Богрычёв, безучастно сидел на своих ударниках и тихо постукивал палочками. Ещё кто-то в задумчивой позе стоял лицом к окну.

— Привет честнОй компании! — бодро промявкал я, — Кажется, мы сегодня не вовремя?

Следом за мной смущённо просочился Хвост.

— Миша, заходи! Здесь тебе всегда рады. О, какой ты импозантный, словно рояль! — обрадовался мне худрук и протянул руку.

— А это, — махнул он досадливо в сторону двери, — Маленькие разногласия в ходе обычного творческого процесса.

Хвоста он запомнил с прошлой встречи, поэтому поприветствовал его вполне сердечно. Поручкались с нами и остальные музыканты, что были в студии. Мой почти друг чуть сознание не терял от контактов с прославленными музыкантами. Алла грустно поулыбалась нам обоим со своего дивана и приняла с благодарностью мои подарки. Остряк Богрычёв заявил, указывая на коробку конфет:

— Бемоли в шоколаде.

Я моментально парировал:

— Скорее диезы толчёные.

За чайным столиком прояснилась суть конфликта, разыгравшегося на моих глазах. Паша Слободкин вознамерился ввести две пугачёвские песни в первых отделениях концертов, среди коих обозначилась моя, или правильней сказать, мажуковская «Музыка любви». Против этого решения обозначилась оппозиция в лице трёх основных вокалистов, но роль основного тарана досталась Гене Макееву. Кончилось всё громким скандалом, оскорблениями и слезами.

— Ничего страшного не случилось. Не в первый раз Генчик куролесит. Такая у него натура: попыхтит как тот самовар и остынет. Агутин с ним поговорит, — высказал худрук.

Я в свою очередь рассказал о готовящемся есенинском вечере и что привёз песню на стихи великого поэта для Аллы при условии, что она согласится выступить там. Слёзы у женщины моментально высохли. Все присутствующие музыканты заинтересованно перекочевали ближе к роялю, за которым я презентовал новую песню.

— Да это же готовый шлягер! — ошеломлённо воскликнул Слободкин.

— Это несомненно моя песня! — радостно взвизгнула Алла и придвинулась с намерением немедленно исполнить эту вещь.

Протянул ей листочки с текстом.

— На всякий случай я составил партитуру для того ансамбля, который станет аккомпанировать Пугачёвой, — мявкнул я, выдавая остальные листочки худруку, — Если ваш ВИА не сможет поехать туда, то тогда поработает одна местная, довольно неплохая группа.

Исполнение с листа — показатель большого мастерства певца. Алла спела так вдохновенно своим необыкновенным вибрато, с такой бешеной экспрессией, что присутствующие не выдержали и зааплодировали.

— А ты эту композицию отдашь в наш репертуар, если Алла споёт её там, где ты хочешь? — заинтересовался Слободкин.

— Зуб даю! — поклялся я.

— Тогда больше вопросов нет. Едем туда все, — постановил худрук.

— Почему только для Пугачёвой написана песня? Чем остальные вокалисты хуже? — возмутился Саша Барыкин.

— Я ведь поначалу думал, что одна Алла поедет. Меня только обрадует, если ещё кто захочет присоединиться к исполнению есенинских песен, — объяснился я без особого энтузиазма.

Сбацал есенинскую «Вижу сон. Дорога чёрная». Проигрыш там простенький, частушечий. Тем не менее, ребятам весёлым понравилось, в особенности Барыкину:

— Я её буду исполнять.

— Сань, не слишком ли много на себя берёшь? Эта песня будет хороша именно в моей манере исполнения, — заспорил с ним Толик Алёшин.

— Обсудим все вопросы в рабочем порядке, — погасил конфликт в зародыше худрук, изобразив руками жест боксёрского рефери при команде «брек».

Что ж, устроим есенинскую лихорадку. Выложил прибалдевшим музыкантам на потраву ещё один шедевр «Москва» из репертуара группы «Монгол Шуудан».

— Может, ещё подгонишь нам чего-нибудь из Есенина? — слегка обнаглел Слободкин.

— Хорошего понемногу, — ответил я, — Вам бы этого материала переварить к выступлению.

В один из перекуров Аллы я увёл её подальше от курилки, где сидели несколько куряг, и попробовал было напроситься в гости. У неё запрыгали весёлые чёртики в глазах, но ответила спокойно:

— Извини, Мишенька. Я сейчас у родителей живу с дочкой. В моей квартире гостят родственники с Пермской области.

— Твою… Октаву! — не сдержался я, — Тогда поедем… Есть куда поехать. Ты когда заканчиваешь здесь? Давай, я подготовлю место и заеду за тобой.

— Нет, Миш, — вздохнув, покачала головой певица, — Ты так чертовски обаятелен, что дышать порой забываешь в твоём присутствии, и голова даже кружится, но я прекрасно знаю, сколько тебе лет. Не хватало мне пятен в своей биографии. Только не обижайся, пожалуйста. Всё у тебя впереди.

— Никто бы не узнал, — угрюмо проворчал я ей вслед.

Перед тем, как распрощаться с музыкантами, я попросил у худрука разрешения позвонить из его кабинета Гене Торчинскому. Узнать, что там нового произошло на музыкальном фронте. Образовалось свободное время до встречи с Фирсовым, которое требовалось как-то убить. Гена попенял мне, что никак не подъеду на репетицию оркестра в Консерватории. Раз такие кренделя, то решили с Хвостом рвануть в музыкальную обитель.

Пока добирались до улицы Герцена, я проанализировал своё фиаско с Пугачёвой и пришёл к выводу, что так даже лучше. Никаких амбициозных див мне в своей постели больше не надо. Доживу до официального возраста спелости и попросту женюсь на Инке. Вся дальнейшая жизнь будет складываться вокруг этого события.

Глава 22

Среда, 19.03.1975 г.

Спутника своего решил оставить в машине ждать, рассчитывая быстро обернуться с делами в Консерватории. Скучно ему точно не будет. Вон неподалёку киоск мороженого проглядывался. В буфете фойе у стоячего места зависала знакомая фигура Саши Градского, самозабвенно насыщавшаяся обалденно ароматным кофе с плюшками вприкуску. За спиной буфетчицы урчала импортная редкость советской действительности — итальянская кофемашина фирмы «Марзокко».

Саша меня не сразу узнал, приняв за очередного просителя автографа. Ценителям хорошей музыки он был известен ещё с времён рок-группы «Скоморохи». А после