Минут через десять безрезультатных поисков Краснов позвонил начальству и сообщил о «потери» объекта…

В трубке наступила грозовая тишина.

— Кто при-иказал снять охра-ану?

69

Дорога от конюшни до стоящей на холме деревни тянулась, изгибаясь, сквозь березовую рощу.

Дебби шла шагом, размеренно переставляя тонкие, точеные ноги, обмотанные васильковыми бинтами в тон стеганного, нарядного вальтрапа под седлом. Иногда она испуганно встряхивала белоснежной гривой и недовольно фыркала, кося глазом на вылетающих из придорожной травы птиц — серебряные бляшки, украшающие уздечку, мелодично позвякивали, что нравилось обеим: и лошади, и всаднице.

Кира не подгоняла лошадь, наслаждаясь тишиной и покоем.

Ветерок ласково шевелил шелковую гриву и длинный хвост лошади, играл выбившейся из-под жокейки русой прядью волос всадницы, тщетно пытающейся одной рукой в перчатке заправить прядь за ухо.

В высоком, голубом небе светило солнце и редкие полупрозрачные облака, словно мазки кисти неумелого художника, висели, разомлевшие, на одном месте, не желая двигаться в полуденной жаре. В лесу пели птицы, над густой высокой травой с цветка на цветок перелетали ленивые бабочки.

Вот так бы ехать и ехать через лес, оставляя за плечами оставшиеся на месте неприятности.

Но всему на свете приходит конец…

Въехав в деревню, Кира отыскала нужный дом, спешилась и привязала лошадь к забору.

Дебби недовольно фыркнула, раздувая трепетные, бархатные ноздри.

— Потерпи, девочка, я скоро, — успокоила Кира лошадь, гладя ее по крутоизогнутой шее.

Короткая, серая шерсть под рукой была мягкой и шелковистой и пахла абрикосами — хозяйка не поскупилась на дорогой, импортный шампунь для своей любимицы.

Разговор с бывшим председателем колхоза, а ныне главой поселкового совета проходил в довольно неприятном ключе. Чернявый, жуликоватого вида мужчина, дымя папироской, как паровоз, долго обвинял всех в своих бедах: и демократов, разваливших такую огромную великую страну, и новых русских, успевших в «мутной воде» бессовестно ограбить народ, и власть, сквозь пальцы смотрящую на разграбление национальных ресурсов и тотальное обнищание граждан.

Кира долго не могла взять в толк, причем здесь она и ее просьба о выделении грейдера для засыпки оврага, проходящего по их с Галиной землям. И «глава» доходчиво объяснил, что хорошо бы «для начала» сделать благотворительный взнос в бюджет поселкового совета — у них в деревне, видите ли, столбы для освящения покосились, проводка провисла, да и дорогу не мешало бы подремонтировать — а уж потом, со своей стороны они соберутся, просьбу, как положено, рассмотрят и решат этот вопрос. И возможно даже положительно! Все зависит от многих причин…

«Тонкий намек» Кира поняла, но делать благотворительный взнос отказалась — за работу она заплатит, а поощрять дармоедство не станет!

«— Что за люди?! — возмущалась она, спускаясь с крыльца поселкового совета. — Столбы у них покосились! Вышли бы мужики всей деревни, взяли лопаты и поправили бы столбы. Так нет! Они будут на печи лежать, в потолок поплевывать, водку пить, обвинять всех и ждать, когда придет чужой дядя и все для них сделает».

Пройдя по дорожке заросшего сада, Кира вышла за калитку и начала отвязывать Дебби от забора.

Огромный, черный джип, поднимая облака пыли, лихо подкатил к дому поселкового «головы».

70

В машине так сильно грохотала музыка, что даже сквозь закрытые окна она прорывалась наружу и оглушала. Пыльное орущее облако накрыло женщину и лошадь, и они обе зафыркали, возмущаясь бесцеремонностью мужчины, вышедшего из джипа.

Лошадь всхрапнула и испуганно попятилась, кося глазом на рычащее-орущую железную громадину.

— Тихо, Дебби, тихо, — пыталась успокоить Кира храпящую лошадь. — Дай мне отвязать повод, и поедем домой…

— Я вас напугал? — неожиданно раздался за ее спиной мужской голос и, обернувшись, Кира, как и лошадь, попятилась к забору. — Увидел вашу красавицу и не смог проехать мимо, не узнав, откуда она.

— Конюшня за рощей, — пытаясь перекричать грохочущую музыку, ответила Кира, недовольно поглядывая на худого мужчину в белой шляпе и клетчатой рубашке с короткими рукавами. — Если вы любите лошадей, приезжайте.

— А можно погладить?

— Что?

— Можно погладить вашу лошадь? — повысил голос мужчина и неуловимым движением руки сдвинул на затылок белую шляпу с широкими полями.

— Лучше не надо…

Но незнакомец не расслышал или сделал вид, что не расслышал, приблизился вплотную, протянул руку к лошади и… крепко взял Киру за локоть.

Кира дернула руку, но мужчина только крепче сжал локоть.

— Вы ведь Кира Дмитриевна Чичерина? — спросил он, буравя ее взглядом сквозь темные стекла солнечных очков. — Мне подсказали, где вас можно найти.

— Отпустите руку.

— Э нет, дамочка! Сначала ты отдашь мне то, что тебе не принадлежит, а уж потом поговорим о выкупе за твою свободу.

— Я ничего у вас не брала, — тихо сказала Кира, начиная понимать, что ситуация обостряется. — Я вас не знаю, и, извините за грубость, знать не хочу.

— Мне эти твои реверансы по барабану. Отдашь, что взяла, и тебя не тронут.

— Да что такого я у вас взяла? — возмутилась Кира, прижимаясь спиной к забору.

— Не у меня, дамочка. Не у меня! Эта старая кошелка Ираида не имела права продавать не принадлежащую ей вещь.

— Ираида Брониславовна Каплан? — удивилась Кира, услышав довольно редкое женское имя.

— Доперло, наконец. Отдашь клетку с попугаем и гуляй себе.

— Хорошо, — тут же согласилась Кира, пытаясь мирно уладить возникшую проблему — в конце концов, до приезда дочерей можно будет купить другого говорящего попугая, раз этот попугай кому-то очень нужен. А нужен он, наверно, его бывшему хозяину с кавказским акцентом и прокуренным кашлем — недаром Капитан Флинт часто повторяет его слова. — Поедемте на конюшню, и вы получите своего попугая.

— Э нет, дамочка, не все так просто: вдруг ты на конюшне передумаешь — там народу много, к тому же собака твоя…

— Если я обещала, значит, сдержу свое слово.