Копенгаген – замечательный туристический город, местами словно игрушечный. Одно из его украшений – живописнейшая набережная в центре города с магазинчиками и кафе под открытым небом с отменной, самой свежей рыбной кухней.

Но моя миссия в этот раз была бесконечно далека от туристической. Я был сотрудником одной из американских спецслужб и сопровождал английского ученого-физика. Тот входил в круг друзей Нильса Бора, самого выдающегося исследователя в мире в области квантовой и ядерной физики. Бор пригласил британца встретить у него дома, вместе с его семьей, Рождество. Датский ученый был хорошо известен в научном мире не только своими открытиями, но и необыкновенно приятным, доброжелательным складом характера. Он никогда ни с кем не соревновался и не враждовал, откликался на многие просьбы коллег и видел своей единственной целью всемерное развитие науки и познание человечеством природы в самом широком, в том числе и философском, смысле этого слова.

От эмигрировавших немецких ученых-физиков еврейского происхождения, бежавших от нацистов, на Запад стала проникать информация о зарождающейся в недрах третьего рейха программе по созданию сверхмощного оружия нового типа. Но о возможности деления атомного ядра и высвобождении из него энергии пока шли лишь теоретические споры, и поначалу данная новость не вызвала особой тревоги. Но на днях в Германии произошло грандиозное событие, научный прорыв, заставивший власти США воспринять угрозу намного серьезнее. По моей легенде я был коллегой англичанина, тоже физиком, занимавшимся квантовыми исследованиями. На самом деле в связи с почти неотвратимой оккупацией Дании фашистами моей задачей было попытаться убедить Бора как можно быстрее переехать в любой из американских университетов. Власти США опасались, что великого ученого убеждением или даже силой, угрозами заставят присоединиться к ядерной программе нацистов, для которой его знания и талант были бы чрезвычайно ценными.

Мой спутник из Англии написал обо мне Бору в телеграмме, и тот любезно подтвердил, что не возражает против моего приезда. Впрочем, в гостеприимстве Бора сомнений не было. Институт теоретической физики в Копенгагене, возглавляемый им, названный его именем, стал Меккой квантовых исследований. Сюда приезжали и работали по несколько месяцев или даже лет ведущие ученые мира в этой области: немцы Гейзенберг и Шрёдингер, советский физик Ландау, француз Дирак и другие. Главным спонсором Института было даже не датское правительство, а огромный пивной концерн Carlsberg, экспортирующий пенный напиток высшего качества во многие страны мира, владельцы которого безмерно гордились великим ученым-соотечественником. Массивное здание института и просторная двухэтажная вилла, на которой жил Бор со своей большой семьей (у него было пятеро детей), находились рядом, в тихих немноголюдных кварталах на юге Копенгагена, по соседству с корпусами пивного завода, на земле, принадлежавшей концерну. Физики, приезжавшие на стажировку в институт, также и жили в нем (это было предусмотрено его проектом). К себе домой Бор при всей его открытости даже близких коллег и друзей приглашал нечасто, поэтому выпавшая мне возможность была особенной.

Накануне вечером мы с моим коллегой с удовольствием гуляли несколько часов по Копенгагену. Позже, за ужином, он рассказал мне о биографии Бора подробнее. Но даже с деталями, ранее мне неизвестными, ничего принципиально нового о нем я не узнал. Положительный образ скромного, но феноменально одаренного человека в моем представлении остался прежним. В его жизни до сих пор почти не было резких, неожиданных поворотов. Кажется, с детства он целенаправленно шел к тому, чтобы стать корифеем науки, и добился этого. В его судьбе яркие, почти детективные эпизоды все же произошли, но позже – в конце войны.

Нильс Бор родился в Копенгагене. Его отец был выдающимся ученым (но не физиком, а биологом); мать – дочерью богатого еврейского банкира. Бор был наполовину евреем, что делало его положение под боком у нацистов еще более опасным. Нильс и его брат (с которым он всю жизнь был близок), ставший позже известным математиком, росли в атмосфере любви, достатка, их увлечение наукой с раннего детства всемерно поощрялось. Они оба также серьезно увлекались футболом. Его брат играл в сборной страны, а Нильс, избравший амплуа голкипера, ездил со сборной Дании запасным вратарем, но ни разу не сыграл за нее (позже он в шутку оправдывался, что на тренировках думал о физике и из-за этого иногда пропускал дальние удары). Первым научным интересом Нильса была философия, но в университете он увлекся точными науками, в которых сразу начал делать большие успехи. Свои первые серьезные работы по физике Бор опубликовал в авторитетных научных журналах Европы еще студентом. На выпускном экзамене по физике он отказался решать задание, заявив, что оно слишком простое. Экзаменаторы настаивали, угрожая лишением диплома. Тогда Бор за несколько минут решил задачу тремя разными способами, до крайности изумив их.

Выходец из богатой уважаемой семьи и восходящая звезда европейской науки, молодой Бор оставался застенчивым тихим интровертом, испытывал трудности в бытовом общении. После университета он направился на стажировку в английский Кембридж, где судьба его свела с двумя ведущими исследователями атомов – Резерфордом и Томсоном. Бор стеснялся, плохо говорил по-английски, часто находил ошибки в математических выкладках корифеев, чем настроил их против себя, и был вынужден вернуться домой. Но тема атомных исследований с головой увлекла молодого гения на всю жизнь. Нисколько не обескураженный, Бор самостоятельно ставил опыты, анализировал данные и в 1913 году опубликовал уточненную модель атома, ставшую сенсацией в мире физики (Резерфорд поздравил его одним из первых), близкую к современной.

В тридцать лет Бор становится известнейшим ученым Дании. Его приглашают в Кембридж и другие университеты, он часто ездит по научным конференциям, но остается жить на родине. Следующие двадцать лет он посвящает исследованиям в области квантовой физики. Бора называют «отцом» этой поразительно сложной и интересной науки. Отчасти это справедливо, учитывая его огромный вклад в ее развитие. Но не вполне верно. Квантовая физика не была «мгновенным озарением», как теория относительности Эйнштейна. Напротив, это был чрезвычайно долгий, кропотливый процесс, длившийся только в начальной фазе тридцать лет, полных небольших шагов вперед, сомнений, неудач, горячих споров. Весомый вклад в разные положения квантовой теории внесли десятки ученых, от Макса Планка и Эйнштейна, авторов идеи, до плеяды более молодых (в основном немецких и французских) исследователей, развивших ее в глобальную теорию с мощными математическими и экспериментальными основаниями. Но в центре, ядре процесса развития квантовой науки оставался Нильс Бор. Исследователи, сделав очередное открытие, бежали к почтамту и отсылали письмо Бору с их новыми идеями и формулами. Отзыв, мнение датчанина воспринимались почти как истина в последней инстанции. Он действительно в своих суждениях о квантовой физике ошибался крайне редко. Сам Эйнштейн, придумывавший все новые возражения против квантовой теории, не оставлял Бора в