Он покачал головой.

– И все равно ты кое-что пропустила.

Я засмеялась и игриво оттолкнула его от себя.

Я села за стол в центре кухни и огляделась. Как и в каждой комнате этого дома, здесь было красиво и просторно, повсюду царила милая домашняя обстановка. Естественный свет попадал внутрь через широкие стеклянные окна. Калеб открыл некоторые, чтобы впустить в дом свежий утренний ветерок, который развевал белые шторы и приносил с собой аромат травы и цветов.

– Выглядит отлично, Калеб. Спасибо, что приготовил завтрак.

Он налил чай в чашку и поставил ее передо мной.

– Я хочу готовить для тебя завтрак каждый день. Будешь яичницу?

Мое сердце трепетало, и из-за этого я смогла только кивнуть в ответ.

– Блинчики? – он показал на них.

Я снова кивнула.

– Один из них получился идеально круглым. Нет, даже два, – как маленький мальчик, восторженно произнес он. – Вот, держи, можешь их съесть.

У меня сдавило горло.

– Я люблю тебя, – прошептала я.

– Алая, – он поцеловал меня в лоб, – и я тебя люблю.

Мы завтракали, и он развлекал меня смешными историями, которые случились у него на работе. Я была рада, что ему по-настоящему нравится его дело.

– У тебя жук на тарелке? – спросил Калеб.

Я вздрогнула и поняла, что ненадолго задумалась. Подняв глаза, я увидела, что он смотрит на меня терпеливым взглядом своих зеленых глаз.

– Калеб, ты не хочешь со мной прогуляться?

– Да, – машинально ответил он, но затем замолчал и подмигнул мне. – У меня что, неприятности?

Несмотря на то, что негативные мысли заполнили мой разум, он все еще с легкостью мог меня рассмешить.

– Я не знаю. Почему ты не сказал мне, что что-то натворил? И теперь у тебя проблемы.

– Ага, – он покачал головой и очаровательно мне улыбнулся. На его щеках появились ямочки. – Я не играю с тобой в игры, – затем его глаза увеличились. – Подожди, – он снова замолчал. – Значит, у тебя неприятности?

Я засмеялась, но мой смех звучал натянуто даже для меня. Неприятности. Проблемы. Да, у меня есть одна проблема, хорошо.

– Калеб, пойдем.

– Конечно, идем. Сейчас только возьму ключи, чтобы закрыть дверь.

– В этом нет необходимости, – небрежно бросила я. – Обычно люди здесь не запирают свои дома.

Он с любопытством посмотрел на меня и неуверенно улыбнулся в ответ, но ничего не сказал.

На улице я увидела ясное, лазурно-голубое небо. Стояла приятная теплая погода, капли росы, словно алмазы, сверкали на деревьях и в траве. Здесь не было асфальтированных дорог, кругом только тропинки и лес. Пели птицы и сверчки.

Калеб шел за мной и молчал, что было крайне на него не похоже. Он опустил голову и потирал нижнюю губу большим и указательным пальцами.

Я взяла его за руку, соединив наши ладони. Он повернул голову, чтобы мне улыбнуться, и я поняла, что он избавился от мыслей, которые вертелись у него в голове.

– Куда ты меня ведешь? – спросил он, наклонив голову и пытаясь понять выражение моего лица.

– Я точно не знаю. Просто иди за мной.

– Да какая разница, – сказал он и сжал мою руку. – Что… – он замолчал, и я почувствовала, как его мышцы напряглись. – Ты так и не сказала мне, что произошло, когда ты… навестила ее в клинике.

После того случая он ни разу не спрашивал меня о Беатрис-Роуз, потому что знал, что я пока не могу о ней говорить. Но после того, как я вчера встретилась с ней, я уже была к этому готова.

– Я только мельком видела ее.

– Зачем вообще ты решила ее навестить? – спросил он с недоумением, в его голосе звучало легкое разочарование.

Я просила Калеба пойти туда вместе со мной, но он отказался. Сказал, что пока к этому не готов.

– Бен рассказал мне, что отец Беатрис-Роуз сделал с ее ручным кроликом, и как мать подвергала ее эмоциональному насилию. Возможно, из-за этого я и решила навестить ее в больнице, – объяснила я. Мне было нужно, чтобы Калеб меня понял. Я не хотела давать ярости власть над ним. Он был слишком добрым и мягким, чтобы позволять гневу бушевать внутри.

– Я почувствовала сострадание к ней из-за того, что ей пришлось пережить, ведь я, как и она, знаю, каково это, когда кто-то из родителей жесток с тобой. И только Богу известно, не стала бы я такой же, если бы моя мать не любила меня и не защищала от агрессивного отца. И возможно, только возможно, Беатрис-Роуз сожалеет о том, что натворила, и мечтает о прощении. Если же нет, я просто хотела передать: если это все-таки когда-нибудь случится, мои двери всегда открыты для нее. И сказать, что я ее понимаю.

– Ты так ей и сказала?

Я кивнула, вспоминая короткий момент во время своего визита к Беатрис-Роуз, когда мы разговаривали и между нами появилось нечто похожее на взаимопонимание.

– Она спрашивала о тебе, – сказала я.

– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь ее простить. Если бы она… Если бы ты… – Он сделал глубокий вдох. – Я бы не вынес, если бы с тобой случилось что-то еще хуже – намного хуже. Если…

Я погладила его руку.

– Все хорошо, Калеб. Сейчас я в безопасности.

– Если бы от меня что-то зависело, я бы отправил ее в тюрьму за то, что она сделала с тобой.

– Калеб, она больна. Ей нужна помощь. В какой-то мере клиника тоже является тюрьмой.

Он опустил голову, чтобы я не могла видеть его глаза. Ему было стыдно за то, что он только что наговорил.

– Я знаю. Но думаю, что она все еще злится. В тот день я сразу догадался, что она добралась до тебя, – продолжал он, его голос стал намного глубже. – Я даже не понял, как туда попал. Все было как в тумане. Когда увидел направленный на тебя пистолет, когда увидел, что у тебя идет кровь… – Он замолчал и потер лицо руками.

– Калеб…

Внезапно он остановился и притянул меня к себе, словно боялся отпускать.

– Больше никто и никогда не причинит тебе боль. Я этого не допущу. Я не могу потерять тебя, Алая. Я этого не вынесу. Не смогу.

Я закрыла глаза, прижавшись лицом к его шее, и обвила его руками. Мое сердце сжалось от боли, которую я слышала в его голосе.

– Я никуда от тебя не уйду, Калеб, – прошептала я.

Казалось, он успокоился, и мы пошли дальше. Я считала, что мы просто гуляем и не идем в какое-то конкретное место, но затем поняла, что ноги сами несут меня куда-то.

Мое сердце начало бешено биться в груди, когда я увидела знакомый изгиб дороги. Он выглядел более зловещим, чем это запечатлелось в моей памяти. На одной стороне дороги лежал огромный черный камень. Раньше на нем висела табличка с указателем, но сейчас ее не было.