Но это не значит, что я уезжала с радостью. Развод, любой развод, как бы он ни был необходим, – всегда ампутация. Я долго чувствовала себя как зверь, который отгрыз себе ногу, чтобы вырваться из капкана.

Это произошло более восьмидесяти лет назад по моему личному времени. Неужели я все еще обижена?

Да. Не на Брайана – на Мэриэн. Брайан был человек беззлобный – в душе я уверена, что он не хотел так со мной поступать. Худшее, в чем можно его упрекнуть, – это что он вел себя не слишком разумно, сделав ребенка вдове своего сына. Но много ли мужчин мудро ведут себя с женщинами? Таких за всю историю раз-два и обчелся.

Другое дело Мэриэн. Она отплатила за мое гостеприимство тем, что заставила моего мужа развестись со мной. Отец учил меня никогда не ждать от людей этой химеры – благодарности. Но разве я не вправе ожидать приличного поведения гостя под моей крышей?

«Благодарность». Воображаемая эмоция, которой вознаграждают за воображаемое поведение – «альтруизм». И обе эти химеры лишь маскируют эгоизм – естественное, честное чувство. Давным-давно мистер Клеменс в своем эссе «Что есть человек?» продемонстрировал, что каждый из нас руководствуется только своими собственными интересами. Когда вы поймете это, то легко найдете общий язык со своими антагонистами, чтобы сотрудничать с ними на взаимовыгодных условиях. Но если вы убеждены в том, что вы альтруист, и пытаетесь пристыдить другого за его чудовищный эгоизм, вам ничего не добиться.

Где и в чем я ошиблась с Мэриэн?

Неужто я впала в грех альтруизма?

Видимо, да. Мне следовало бы сказать ей: «Слушай, ты, сучка! Веди себя как следует – и живи здесь сколько влезет. Но не пытайся выжить меня из собственного дома, иначе я выкину на снег и тебя, и твое отродье. И смотри, как бы я кое-что тебе не выдрала». Мне следовало бы сказать Брайану: «Ты это брось, умник. Или я найду шустрого адвоката – и ты пожалеешь, что связался с этой шлюшкой. Мы тебя до нитки обдерем».

Но это так – ночные мысли. Брак – это психологическое состояние, а не контракт, скрепленный свидетельством. Если брак умирает, то он умирает и начинает смердеть еще раньше, чем дохлая рыба. Не важно, кто его убил, – важен сам факт смерти. Если она пришла, время делить вещички и разбегаться, не тратя времени на взаимные обвинения.

Зачем же я трачу время восемьдесят лет спустя, горюя над трупом давно умершего брака? Мало мне проблем с этими кровожадными злыднями, которые того и гляди меня казнят? Пикселя небось не тревожат духи покойных кошечек, он живет только настоящим… Вот бы и мне так.

Вернувшись в Канзас-Сити в сорок шестом году, я первым делом решила записаться в колледж. И университет Канзас-Сити, и колледж Рокхерста находились в миле к северу от нас, на Пятьдесят третьей улице, в одном квартале от бульвара Рокхилл: Рокхерст – восточнее, а университет – западнее. Пять минут на машине, десять на автобусе, двадцать минут приятной пешей прогулки в хорошую погоду. Медицинский факультет стоял чуть к западу от пересечения Тридцать девятой и Стейт-лайн, в десяти минутах езды. Юридическое училище – в центре, в двадцати минутах.

Все эти учебные заведения имели свои достоинства и свои недостатки. Рокхерст был совсем невелик, зато, как иезуитский колледж, наверняка обеспечивал высокий уровень знаний. Это был мужской колледж, но не полностью. Мне сказали, правда, что если там и учатся женщины, то только монашки – учительницы, повышающие свое образование. Поэтому я не питала уверенности, что меня туда примут. Отец Маккоу, президент Рокхерста, успокоил меня:

– Миссис Джонсон, наши правила не высечены в камне. Хотя большинство наших студентов – мужчины, мы не отказываем и женщинам, серьезно заинтересованным тем, что мы предлагаем. У нас католическая школа, но мы охотно принимаем людей другого вероисповедания. Мы не предпринимаем усилий, чтобы обратить их в католичество, но, думаю, следует вас предупредить, что многие протестанты, такие как вы, познакомившись с католической доктриной, часто сами обращаются в истинную веру. Если, находясь среди нас, вы ощутите потребность в религиозных наставлениях, мы будем рады их предоставить. Но давить на вас не станем. Итак, вы желаете получить степень или вам это не нужно?

Я объяснила, что уже записалась на специальный курс в университете с целью получить степень бакалавра.

– Но меня больше интересует само образование, чем степень. Потому-то я и пришла к вам. Иезуиты славятся высоким уровнем преподавания, и я надеюсь получить здесь то, что не получу в других колледжах.

– Надеяться никогда не лишне. – Он нацарапал что-то в своем блокноте, оторвал листок и подал мне. – Вы зачисляетесь на специальный курс с правом посещать любые лекции. За некоторые занятия взимается дополнительная плата, например за лабораторные. Зайдите с этим к казначею – у вас примут плату за обучение и подсчитают, сколько с вас следует еще. А через неделю-другую приходите ко мне.

Следующие шесть лет, с сорок шестого по пятьдесят второй, я училась, не пропуская и летних занятий. Дома у меня малых детей не было, а значит, хозяйство не требовало особых трудов; то, что осталось, я поручила шестнадцатилетней Дорис, которая только что приступила, под моим чутким руководством, к выбору суженого из говардовского списка, и Сьюзен – той было только двенадцать, и она (почти наверняка) сохранила девственность, но стряпала для своих лет превосходно. Я занялась ее сексуальным просвещением, зная по опыту, как тесно связаны кулинарный талант и высокое либидо, но обнаружила, что тетя Лу давно воспитала из моих девчонок невинных всезнаек, хорошо знакомых со своим телом и своим женским естеством задолго до того, как это естество пробудилось.

Из сыновей дома оставался только один, Пат, в сорок шестом ему было четырнадцать. Я, поколебавшись, решила проверить и его знания по части секса – пока он не подцепил какую-нибудь заразу, не обрюхатил двенадцатилетнюю дурочку с большими титьками и маленьким мозгом или не ввязался в громкий скандал. Раньше мне не приходилось этим заниматься: сыновей просвещали или Брайан, или дед, или оба вместе.

Патрик был терпелив со мной и наконец сказал:

– Мама, ты хочешь спросить меня про всякое-такое? Тогда спрашивай. Тетя Бет Лу устроила мне такой же экзамен, как Элис и Дорис, – и я только на один вопрос не сумел ответить.

Я осеклась.

– Я не знал, что такое внематочная беременность. Но теперь знаю. Сказать?

– Не надо. Тетя Бетти Лу или дядя Нельсон говорили тебе что-нибудь про Фонд Айры Говарда?

– Кое-что. Когда Элис стала гулять с мальчишками, дядя Нельсон велел мне не лезть не в свое дело и помалкивать… и поговорить с ним, когда мне самому захочется гулять с девчонками. Я не думал, что мне захочется, – но потом захотелось, и я сказал дяде, а он мне сказал про премии. Которые платят за говардовских детей, а больше ни за каких.

– Ну, дорогой мой, кажется, тетя и дядя рассказали тебе все и без меня. А дядя не показывал тебе гравюры Форберга?

– Нет.